Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I
Шрифт:
И. Лукаш
ПОТЕРЯННАЯ БОТФОРТА
(Из неизданных записок барона
Мюнхгаузена)
Nix. Nox. Horror…
Присноблаженный Цезарий — Августинец нечто подобное изволит рассказывать об аде — «Снег, Ночь, Ужас». А я смею утверждать, что не лучше адских описаний та страна, откуда я, наконец, милостью Бога, вырвался.
Я говорю о Московии, или иначе Империи Российской, где я был, как известно Вам, в прошлом, 1779 году в
Я не знаю, слышали ли вы что–нибудь о приключениях моих в Риге.
Я прибыл туда из Московии в феврале месяце 1779 года, за полночь.
Рига была темна, как мраморный склеп. Я думаю, что в наших баронских склепах не темнее. Я ехал в наемной карете. Мой кучер ощупью вел лошадей по какому–то деревянному мосту. Замигали редкие, маслянистые фонари. Меж шпицев колоколен и острых черепичных крыш сурово свистал ветер с Двины.
— Скорей гостиницу, харчевню, черт тебя побери, — крикнул я кучеру и завернулся покрепче в мой обмерзлый плащ. Смутно я помню, как визжала под ветром железная вывеска, как мигал огонь в занесенном снегом фонаре. Рига не Париж и даже не Берлин, и, конечно, не моя благословенная Померания. Меня охватила тоска от рижской тьмы, ветра и снега.
А в трактире приветливо пылал камин. На закопченных сводах, под балками, ходили от огня тихие тени. Широкие дубовые столы были пусты. Только за одним, в обществе бутылки вина, сидел такой же ночной путешественник, как и я.
Мне не особенно понравился его узкий синий кафтан с красными пуговицами. Эти пуговицы горели, как тусклые червонцы или пригоршни угольев. Не понравилось мне также, что господин этот без парика и его плоские черные волосы прямыми прядями падают на лицо, а нос зловещий и птичий.
Тем не менее, памятуя, что я барон и солдат, приветствовал я его, как подобает всем христианам:
— Добрый день, господин…
А его тонкие губы насмешливо скривились.
— Я бы сказал не день, а ночь.
— Это неважно, — пробормотал я, слегка оскорбленный, — теперь за полночь уже…
— Как за полночь? — изумился мой собеседник. Мне даже показалось, что он побледнел, если только может бледнеть такая коричневая темная маска: вернее, он поседел, а его глаза горячо сверкнули.
— Вы ошиблись, еще нет двенадцати.
— Уверяю Вас, било двенадцать, когда моя карета въезжала в Ригу.
— А, черт возьми!.. — крикнул этот молодчик в синем кафтане. — Хозяин!.. где хозяин?!..
Он отвернулся от меня защелкал пальцами. И тотчас я увидел, что от его щелчков со звоном падают на стол желтые червонцы. «А! — смекнул я. — Вот так встреча…»
Мне достаточно было бросить взгляд на его тень из стены, чтобы я понял, что передо мною сам господин Черт. А на красных пуговицах, что горели, как уголья, я тотчас же разобрал адский герб: оленьи рога.
— Постой, голубчик, не
И я крепко ухватил его за руку.
— Что Вам угодно? — повернулся он ко мне, оскалив зубы.
— Чтобы Вы рассказали мне Ваш секрет выщелкивания из пальцев червонцев.
— Вы пьяны, барон, вам показалось.
— А, вот как: вы знаете, что я барон! Нет, вам не отвертеться.
И я выхватил шпагу. А на эфесе, как Вам известно, у меня серебряный крестик с двумя рубинами.
— Я тебя тогда закрещу, чертов сын!..
Молодчик в синем кафтане задрожал, но сделал презрительное лицо.
— К чему эти шутки? Мне вовсе не весело.
— Потрудитесь сказать, господин Черт, почему Вы здесь, в Риге…
— Проездом. Еду из Парижа в Московию.
— Какая цель Ваших путешествий?
Но вместо ответа он быстрым, как молния, движением выбил из руки мою шпагу. Я успел подхватить ее, но Черт был уже у порога.
Дверь распахнулась. Хлынул снег, ветер, тьма.
— Стой, стой, держите! — кинулся я ему вдогонку. Меня хлестнул по лицу его раздутый синий плащ, подбитый красным сукном. Я схватил его за ногу. Сквозь чулок наколол ладони жесткой шерстью…
Что такое, — почтенные мои госпожи и милостивые государи, что такое?!..
Клянусь Лютером, мушкетами, ведьмами, — мы летим, летим…
Я держу его за ногу и повис в воздухе. Раздут подо мною синий плащ, как парус. Под нами вьюга. Снега ходят. Из снеговой тьмы торчат шпицы рижских колоколен.
— Стой, чертов сын! — кричу я. — Не оторвусь, покуда ты не расскажешь секрета твоих щелчков и червонцев.
Вы понимаете, что важнее его бредней были для меня желтые червонцы, прыгающие с пальцев.
Он бил плащом, как крыльями. Вьюга свистала, шипела.
Помню, что длинной загнутой шпорой ботфорты моей я зацепил за какой–то шпиц. Ботфорта сорвалась и упала в снеговую бездну. Моя ступня стала замерзать, а пальцы закостенели…
И я выпустил колючий чертов чулок.
А утром, на рассвете, проснулся я на какой–то кровати, под тюфяками, и пузатый хозяин в ночном колпаке с кисточкой, подавая мне счет, сказал:
— С вас следует за постой два червонца…
— Какие червонцы? Где я? В Риге, в аду, в каком дьявольском трактире?..
— Трактир не дьявольский, а мой, — сухо ответил мне хозяин, — и вы не в Риге, а в Берлине. Потрудитесь платить. Два червонца.
Червонцы, червонцы. Откуда их достать честному барону? Как я ни щелкал пальцами — ни одного, хотя бы об
резанного, обкусанного, с дырочкой…
И потому, мой друг, что у меня ни червонца, я пишу вам, зная, что Вы придете, как всегда, на помощь честному барону и честному солдату. А за это я расскажу вам другие мои, еще более занимательные и чудесные похождения и приключения.