Железноцвет
Шрифт:
– Споры?
– Споры, – рассеянно кивает Зоя, – Растения. Живность.
Про живность я наслышан особо. Про нее ясно только то, что вывел ее не противник. У противника с живностью такие же проблемы.
– Ну вот, – продолжает Зоя, – посадили нас на самолет, через пять часов уже в столице. Я прямо ошалела, понимаешь? У нас на базе сугробы с кантиком, а в Питере все зеленое. У вас тут, правда, уже попрохладней… Наши там так все и сидят, на взлетной полосе. Неделю уже. Кроме моих еще дивизия с лишним. Палатки поставили, печки затопили. Наш
– Гм. И как там, в столице?
– А я знаю? Кто нас таких в город выпустит? Но хорошо, – говорит Зоя, улыбнувшись. – Гражданских много. Все веселые такие. Как будто нормально все, знаешь? Мужиков только нет, бабы – бальзаковские.
Сложив два и два, я наконец решаюсь спросить.
– Слушай – ты ведь, получается – из Юконской десантно-штурмовой, так? А капитана Леонова не знаешь? В смысле, не меня, а…
– Аркашу, – опережает меня Зоя. – Только не капитан он уже давно.
Я замираю на полуслове, а Зоя продолжает говорить.
– Конечно знаю, как не знать. Кто мне, по-твоему, про тебя напел? Все он мне довел – как ты пешком под стол ходил, и так далее…
– Вздор, – морщусь я, пытаясь собраться с мыслями. Зоя довольно скалится. – Хватит ерунду молоть… Как он там, не помер еще? – помедлив, спрашиваю я.
– Он не там, он – здесь, – говорит Зоя, и затягивается.
– Как здесь? В городе?
– Ага. Нас вместе выслали в твою галимую тундру.
Чем дальше, тем меньше мне нравится это расследование.
– Слушай, Петя, – докуривая, говорит Зоя, – мы тут добровольно-принудительно. Не слепая, вижу – нам не рады. Но Адмиралтейство на всех одно, приказы – тоже. Что бы там штабные упыри не затевали – нам с тобой ссориться незачем. Давай жить дружно, а?
– Только за, – вру я. Щелчком пальцев Зоя отправляет окурок через улицу.
Адмиралтейство затягивает петлю на шее моего Управления, и мне не остаться в стороне от грядущей чистки, даже если я как-то и вывернусь перед собственным, местным начальством. Следствие – следствием, но нужно понять, что на самом деле здесь делает эта девица, и что связывает ее с братом, которого я уже года четыре, как не видел.
– Ладно, пошли посмотрим дом. Готова?
Зоя расстегивает молнию. Под курткой у нее бронежилет, на бронежилете – кобура с пистолетом Сердюкова.
– Всегда, – отвечает она.
***
С улицы дом №12 выглядит совсем не зловеще. Такой типичный представитель старых кварталов. На обоих этажах окна намертво заколочены, водосточные трубы – на последнем болте; облицовка развратно обвалилась, обнажив выщербленный кирпич. Номерной таблички давно нет, а номер намалеван огромными цифрами прямо на некогда красно-бежевом фасаде. Мусорный бачок покорежено скалится ржавой пастью, кланяясь, словно прокаженный
И хочется – а не поверишь. Чем-то не тем тянет от этого дома.
Табличка на опечатанной входной двери гласит, что №12 приговорен к сносу. Год назад. На этом месте должен быть маленький пустырь, окруженный со всех сторон нежилыми трехэтажками. Штаб Управления говорит, что местные давно жаловались на шум, постоянно идущий из дома. На жалобы их, конечно, внимания никто не обращал, пока кто-то в Штабе не выудил это дело из ведра и не спустил вниз по цепочке, а столичное Адмиралтейство не прислало в нагрузку специалистов из ДШМГ. Почему – вот это уже интересный вопрос. Опасный вопрос. Зоя равнодушно монтирует облезлый глушитель – ее, кажется, ничего из этого не трогает.
Чем же все-таки тут пахнет? Спиртом? Нет, не спиртом. Формалином. Мурашки пробегают по моей спине.
За вышибленной Зоей входной дверью №12 оказывается занимательнее, чем снаружи. Все пространство этажа завалено обрезками труб и фрагментами обмотки; пол покрыт россыпью разновеликих гаек и болтов, которые какой-то чистоплюй разметал по углам веником, проложив тропинку. Тропинка ведет сквозь зал, мимо гор лома и брошенных инструментов. По полу вьются трубы, через которые приходится переступать. Я веду, Зоя замыкает; ее пистолетный фонарик вылавливает обросшие чем-то мотки проводов, свисающие с потолка.
В центре зала возвышаются четыре массивных динамо-машины. Перед каждой в полу проделана яма, заполненная мутной водой. Подойдя к одной из них, я смещаю зрение по спектру в сторону гамма-лучей, и глаза немедленно заливает ослепительное сияние, растворяющее все вокруг. Я машинально закрываю глаза ладонью, но это нисколько не помогает, и, пока глаза не возвращаются на человеческий уровень восприятия, я остаюсь слеп, как крот.
– Миниатюрные реакторы, – констатирую я. – Недешевое удовольствие.
– Ты чего, весь спектр различаешь? – с интересом спрашивает Зоя.
– От микроволн до рентгеновских лучей. Думала – у меня катаракта на глазах?
– А кто тебя знает? У нас-то хорошо если руки-ноги поменяют. Вы тут чего – все такие?
– Нет. И нечего пальцем лезть! Пойдем лучше наверх.
Сварная лестница ввинчивается в зияющее в потолке отверстие; обвивая ее, туда же тянутся кабели от динамо-машин.
– Не двигайся, хорошо? – говорю я. Зоя вопросительно поднимает брови.
Я кладу руку на рацию, висящую у меня на плече, задерживаю дыхание и нажимаю на две кнопки. Устройство издает резкий визг и хрип, а я напрягаю глаза и сосредоточиваю все внимание на потолке. Секунд через десять я выдыхаю.
– Никого нет дома, – докладываю я.
– Эээ…
– Я уверен.
– Ну ладно, – легко соглашается Зоя.
– Но ты все равно…
Недослушав, Зоя вскидывает пистолет и одним рывком взлетает вверх по лестнице.
– Чисто! – докладывает она оттуда.