Железнодорожница 2
Шрифт:
— Понимаю.
— На тот момент я думал, что так и останусь на всю жизнь одиноким и несчастным. Но, — Дима оптимистично развел руками, — буквально через несколько дней я узнал, что все еще возможно.
«Это после того, как Олечка призналась в своем обмане», — поняла я. Но вслух не стала упоминать имя негодяйки.
Мы заказали к шампанскому бутерброды с икрой, салаты «Сельдь под шубой» и «Мимоза», пирожные «Корзиночка» и «Картошка». Тут как раз поставили музыку, и на весь вагон заиграла веселая песня в исполнении
'…Васильки во ржи, теплые, степные,
Пристально чисты, как глаза России!
Эти синие цветы у студеной речки
Собирали я и ты, собирали я и ты.
Василечки-васильки…
Только снова верим в радость я и ты!'.
Мелодия и правда заряжала радостью и хорошим настроением. В компании Димы я чувствовала себя так легко и свободно, что даже, не удержавшись, задвигалась в такт приятной музыке.
— Хочешь потанцевать? — с готовностью взглянул на меня Дима.
— А здесь можно? — я с сомнением оглядела размеры прохода между столиками вагона-ресторана.
— При желании все можно.
— Ну тогда попозже обязательно потанцуем. Давай сначала выпьем шампанского и попробуем пирожные. И еще мне надо тебе кое-что рассказать.
— Что-то случилось?
— Да, — я пригубила шампанское. Необыкновенный вкус, не то, что всякая химия из той моей прошлой жизни. — Я звонила домой из переговорного пункта в Иркутске.
— А дома кто-то остался?
— Да, Вадим с нами не поехал. Он недавно устроился в пароходство, к тому же, ему скоро в рейс. Поэтому мы решили ехать без него. Только я, дед и Ритка. Короче, я позвонила, а трубку взяла женщина. Молодая, судя по голосу.
— Может, ты не туда попала?
— Я тоже так подумала, но… — я вздохнула и рассказала, как услышала голос Вадима на заднем плане. — Поверить не могу, честно говоря. Как он мог дойти до такой наглости? Чтобы к нам в дом…
Дима со стуком опустил свой бокал на стол.
— Альбиночка, — в его глазах заплескалась целая гамма чувств, — ты понимаешь, что это означает?
— Что?
— А то, что после этого со спокойной душой можно подавать на развод! Ты же теперь станешь свободной, и мы наконец-то сможем пожениться!
Я сама не заметила, как оказалась в его крепких объятиях, как мы выскочили из-за стола и закружились в танце.
— Дима, ну что ты делаешь? — хохотала я. — Что люди подумают?
Наверно, на наших лицах были написаны чувства искренней радости и восторга. Потому что все люди, которые сидели за столиками, смотрели на нас с добрыми улыбками и как будто поддерживали понимающими взглядами. И казалось, все они счастливы за нас. Одна пожилая пара — мужчина со своей спутницей, сидящие у прохода, любовались нами и одновременно переговаривались между собой. Должно быть, вспоминали свою молодость.
— Ой, мы мешаем, — воскликнула я,
И, как нарочно, это была та самая девушка, которая заглядывалась на Диму, а потом призналась об этом нашей проводнице!
Она умудрилась проскользнуть мимо нас. При этом с неудовольствием зыркнула на меня и досадливо бросила Диме:
— Дождался все-таки?
— Да, — ответил ей Дима, — я женюсь на любимой женщине!
— Ну, счастья вам! — вымученно улыбнулась она и побежала дальше по проходу.
— Мы наконец-то будем вместе, — повторял Дима, кружа меня под музыку.
А я перестала смущенно озираться на окружающих. Ведь прямо передо мной был самый прекрасный мужчина на свете. Именно это было главное. Он держал меня в своих объятиях, и мне казалось, что круговерть танца уносит нас куда-то за пределы этого поезда. И что кружимся мы уже где-то там, среди березок, мелькающих вдоль полотна железной дороги.
И песня, звучавшая в вагоне, разливалась в ушах, трепетала по всему телу безумным вихрем. Хотя это была не такая уж танцевальная мелодия. Те же «Сябры», только следующая песня на пластинке, которую поставили на проигрыватель:
'Олеся, Олеся, Олеся,
Как птицы кричат, как птицы кричат,
Как птицы кричат в поднебесье,
Олеся, Олеся, Олеся,
Останься со мною, Олеся!'.
Как вдруг я наткнулась на взгляд… деда, который сидел за одним из дальних столиков с Валентиной Николаевной. Меня бросило в жар. Час от часу не легче — то одно, то другое! Но вопреки моим страхам, дед и его спутница улыбались вполне одобрительно и даже приветственно мне помахали.
— Что такое? — спросил Дима, заметив мое очередное смущение.
— Ничего-ничего, — заверила я, пытаясь успокоиться, — все хорошо.
«Как счастье, как чудо, как песня», — отзвучали последние аккорды песни, и мы вернулись за свой столик.
— И как мне все это понимать? — решила я уточнить. — Ты делаешь мне предложение?
— Я тебе давным-давно его сделал, — рассмеялся Дима, — неужели не помнишь? Осталось только кольцо тебе вернуть, которое украла та женщина.
«Та женщина»! Он даже не сказал «твоя сестра», не назвал ее по имени. Просто «та женщина». А может, уже и забыл, как ее зовут. Что, в общем-то правильно.
— Ой! — я прижала руку к груди, там, где сердце. — Какая красота!
На столике передо мной материализовалось колечко невиданной красоты. Массивный ободок, как у всех советских колец. Золотые лепестки в форме цветка, а посередине — сверкающий бриллиантик. С двух сторон от цветка располагались бриллиантики поменьше. Боже мой, неужели и в этой, моей новой жизни, появилось первое шикарное украшение?
— Я его всегда носил с собой, — объяснил Дима в ответ на мой ошарашенный взгляд, — с того самого дня, как та женщина мне его отдала.