Железный канцлер Древнего Египта
Шрифт:
– Фу, какой противный человек! У него глаза совсем как у большой змеи, которую я раз видела; и его-то Потифар посылает с подарком, – прибавила она серьезным тоном порицания, что очень рассмешило всех и уничтожило неприятное чувство, оставленное Иосэфом.
– Это главный управитель Потифара, – заметил Гор. – Говорят, что он играет большую роль у него в доме и пользуется безграничным доверием своего господина, хотя он был простым рабом, купленным несколько лет тому назад. На меня он всегда производит неприятное впечатление, и Аснат права, что у него взгляд змеи.
Разговор скоро переменился, и Гор стал передавать придворные и городские новости; но, заметив, что Ранофрит задумчиво молчит, он простился и ушел. Жалуясь на головную боль, Ранофрит ушла с террасы к себе
Совсем разбитая, изнемогая от усталости, бессознательно дотащилась молодая девушка до своей постели и задремала; но даже и во сне тот же кошмар преследовал ее. Теперь видела она уже не Потифара, а его посла; характерная голова управителя склонилась над ней, зеленоватые глаза смотрели на нее неумолимым властным взглядом, и голос, как шелест листьев, тихо шептал: «Ты выйдешь за Потифара; я этого хочу».
Накануне того дня, когда была прислана к Ранофрит корзина с цветами, между Потифаром и его главноуправителем произошел следующий разговор. Иосэф слишком хорошо знал своего господина, чтобы не заметить происшедшей в нем за несколько месяцев перемены, и совершенно верно угадал, что он влюблен, и именно в прелестную сестру Верховного жреца Гелиополя, которая гостила в это время в Мемфисе. Перспектива увидать молодую хозяйку в доме, где все плясали под его дудку, сначала ужасно не понравилась Иосэфу; он рассудил, и не без основания, что раз женщина сумела покорить такого закоренелого холостяка, как Потифар, который до 37 лет искусно лавировал среди гораздо более блестящих партий, то очевидно, что муж будет у нее под башмаком, и если эта новая в доме власть обратится против него, его положению угрожает опасность. Поэтому первой мыслью его было помешать этой женитьбе, но затем он изменил свое решение, предпочитая выжидать терпеливо событий. Надо сказать, что Иосэф был уверен, что стоило только Потифару – человеку богатому, знатному и красивому – посвататься, как повсюду он будет принят с распростертыми объятиями, и потому до сего дня ему и в голову не приходило приписывать скверное расположение духа своего господина его неудачам в любви.
Но накануне вечером Потифар вернулся такой убитый и злой, так грубо выгнал всех вон, что Иосэф изумился и, вместо того чтобы уйти вместе с другими рабами, спрятался за портьеру и стал следить. Думая, что он один, Потифар бросился в кресло и, закрыв глаза рукой, воскликнул:
– Проклятый Гор! Чувствую я, что Ранофрит любит этого негодного повесу и не захочет выйти за меня.
Давно подозревал Потифар предпочтение, отдаваемое Ранофрит красивому офицеру, но в этот день в обществе, где они встретились, он подметил, как они обменялись значительными взглядами. Вернувшись к себе, Потифар мучился ревностью, потому что его любовь была глубока, правдива и серьезна, как он сам. Он весь ушел в себя, как вдруг легкое прикосновение заставило его вздрогнуть.
– Что тебе еще надо от меня? – спросил он резко Иосэфа, приблизившегося к нему, как тень.
– Добрый господин, – шептал Иосэф, наклоняясь к нему, – ты хочешь взять себе в супруги прекрасную и благородную Ранофрит; если ты хочешь, то это так и будет; не пройдет и трех дней, как ты станешь женихом ее.
Потифар удивленно и недоверчиво посмотрел на него.
– С ума ты сошел? Что за вздор? Колдун ты, что ли, чтобы так свободно мог осуществить мое желанье быть женихом Ранофрит. А если она любит другого?
Иосэф таинственно улыбнулся:
– Я не колдун, но ведь тебе известно, господин, что я кое-что смыслю во влиянии светил небесных, а влияние это можно сделать тебе благоприятным, – надо только уметь воспользоваться им. Но прежде всего я молюсь Элохиму, Богу моего племени: он внемлет гласу твоего слуги; в нем моя сила.
Потифар встал и в волнении
– Так делай, что можешь, и знай, что если Ранофрит станет моей женой, я награжу тебя по-царски. А я ничем не могу помочь тебе?
– Нет, господин, дозволь мне только эти три дня молиться и призвать на тебя благоприятное влияние звезд. Кроме того, разреши завтра, от твоего имени, отнести цветы благородной Ранофрит; когда же будет время, я скажу тебе, и ты доверишь мне отнести Ранофрит твое письмо с предложением.
На следующий день, вернувшись после исполнения своего поручения, Иосэф заперся в своей комнате, запретив кому бы то ни было тревожить себя до следующего утра. Большое помещение, которое занимал теперь молодой управитель, выходило на маленький двор, превращенный в садик, убранный с роскошью, которая, может быть, удивила бы и Потифара, если бы тот когда-нибудь вздумал заглянуть сюда. Драгоценные ткани закрывали двери и окна; вазы, полные цветов, кедровый стол, заваленный табличками и папирусами, сделали бы честь и кабинету самого господина; роскошная постель была покрыта шкурой пантеры; весь пол был устлан цветными циновками. Иосэф, впрочем, не боялся гнева Потифара, если бы тот и увидал, каким комфортом окружил себя его управитель; он знал прекрасно, что необходим Потифару и что, с другой стороны, за ним было слишком много доказательств неподкупного усердия, чтобы господин мог считать эту роскошь злоупотреблением своего доверия. Задумчиво, нахмурившись, шагал Иосэф по своей комнате; он думал, с точки зрения своей личной выгоды, о посещении Ранофрит и о последствиях, которые произойдут из этого. Он думал о своем предложении помочь своими знаниями Потифару занять место соперника и добыть ему любимую женщину.
– Да, я хорошо сделал; Потифар принужден будет убедиться в моем могуществе и будет обязан мне своим счастьем, – прошептал он, – а молодая девушка более восприимчива к моему взгляду, чем я ожидал; я порабощу ее своей волей, она станет моим помощником, а не врагом, и первым долгом я постараюсь, чтобы меня освободили… Затем, если случайно Потифар умрет, то его вдова выйдет за меня замуж. Обладая прекрасной, родовитой женщиной и ее несметным богатством, я достигну положения, предсказанного мне Шебной. А что касается того, чтобы заставить Ранофрит полюбить себя, – этого добиться нетрудно.
С улыбкой на лице он взял со стола металлическое зеркало с чеканной ручкой и с минуту смотрел на себя. Да, с его матово-бледным цветом лица, шелковистыми и густыми кудрями, с большими, полными огня глазами, он был в полном смысле красавец.
Настала ночь, огромный город замолк, и весь дом Потифара погрузился в сон. Иосэф снял с шеи мешочек, который он всегда носил на себе, вынул из него волшебный камень и, сжав его в руках, стал на колени и начал шептать заклинания. Голос его мало-помалу становился глуше и слабее, затем совсем умолк; взгляд сделался стеклянным, жилы на шее и на лбу налились: на неподвижном лице его застыло сосредоточенное настойчивое выражение.
Прошло так с полчаса. Иосэф вздрогнул, глаза его блеснули, и он встал, страшно утомленный, потягиваясь и зевая. Спрятав свой камень, выпил он чашу вина и, бросившись в постель, тотчас уснул.
В это время Ранофрит спала у себя в комнате, освещенной ночной лампадой; мягкий дрожаний свет отливал красными отблесками на деревянных и медных статуэтках богов, стоявших на божнице, и на белой ночной одежде спавшей. Весь вечер избранница Потифара страдала головной болью и по совету Майи легла очень рано; по мере того как подвигалась ночь, сон ее становился все беспокойнее; она бросалась на своем ложе; вздохи и глухие стоны вырывались из ее уст. Тяжелый, странный сон преследовал ее; ей казалось, будто рядом с ее ложем тихонько подымается, сгущаясь и округляясь сверху, сероватая тень, скоро принявшая форму человека, как бы сотканного из полупрозрачного молочного тумана. Беловатого, просвечивающего лица его, с едва намеченными тенями, она не могла различить, зато глаза, мертвенно пристальные и сверкающие, пронизывали ее и причиняли острую боль.