Железный канцлер
Шрифт:
Максимум, это после вызвать на дуэль. Но не так, не стрелять же в своих, тем более, что гвардии и армейцев, которые оставались верны Павлу становилось все больше, а вот тех, кто продолжал жаждать смены власти, все меньше. Часто борьба мнений происходила внутри офицера и он стыдливо, покрутив головой, будто прогоняя наваждение, сбрасывал с себя грех — желание цареубийства. И не было с того мгновения более верного государю подданного, чем то, кто минутой назад был готов убить Павла.
А сколь жалко выглядела императрица, сколь низко пал наследник. Разошедшаяся быстро сплетня, что Александр с Константином и есть
Ведь всегда приятно, что не ты полная скотина, а есть те, кто оскотинился еще больше. И тогда нет терзаний, отступают мучения. Я не самый плохой! Я, в сравнении с другими, очень даже хороший, может даже и христианин добрый. У меня же только помыслы, помутнения. И вообще… бесы попутали, это они виноваты. Немало найдется тех людей, которые попытаются спихнуть ответственность за свои низменные желания на то, что их разумом завладели бесы.
И плевать на Просвещение, на Вольтера, что доказывал о несуществовании Бога. Когда страшно, когда нет четких ответов на сложные вопросы — тогда религия придет на выручку. И уже утром все храмы Петербурга будут переполнены прихожанами. Только бы ушла, испарилась, провалилась под лед Невы вся эта толпа людей.
Но не правы были те, кто наблюдал за толпой боясь ее и теряясь в том, что делать. Не прав Гагарин, который уже не смотрел на всхлипывающую, сидящую обнаженной на кровати, свою жену, а наблюдал, как гвардейцы, что были оттеснены в сторону Невы и Дворцовой набережной, не знали, как поступать. Они переминались с ноги на ногу, а некоторые, так и вовсе, за лучшее решали уйти обратно на квартиры, будто и не было тут. Люди с флагами и крестами шли к Зимнему дворцу. И стрелять по ним было нельзя. Как стрелять в людей с иконами, крестами, а еще и символами Российской империи? А еще с ними были священники. Это кем нужно быть, чтобы в служителей церкви стрелять?
— Душенька моя, Аннушка, ну чего же ты плачешь? — спросил Павел Гаврилович, понимая, что все идет далеко не так, как он думал.
— Что? Что случилось, что вы переменились в лице и стали ко мне обращаться, как к даме? — перестав сопеть носиком, спросила фаворитка императора.
— Ничего, ровным счетом, ничего. Вы же помаете, звезда моя, что то, что происходит между мужем и женой, сие таинство, о котором знать никому не нужно? — елейным голосом говорил Гагарин.
— Вы снасильничали меня! — выкрикнула Анна.
— Я был уверен, что вам понравилась эта игра, — попытался сыграть обиженное недоумение Павел Гаврилович.
Анна замолчала. Ей понравилось? Да, но стыдно в этом признаться. Да и…
— Вы ударили меня и сжимали мне горло! — не став акцентировать внимание на самом соитии, нашла в чем упрекнуть мужа Анна. — Но полноте. Ответьте же мне, что переменилось? Вы не пускали меня к окну, но сами уже как час от него не отходите. Отпустите меня во дворец, я требую!
Гагарин пошатнулся. От милой и нежной Анны Петровны, такие нотки властности он услышать не был готов. Что, если император жив? А, судя по всему, так и есть, то что будет с ним, прознай Павел о тех сценах, что закатывал Гагарин своей жене? Но какая же она красивая! Желание вновь, уже в третий раз за ночь, пробуждалось в мужчине. Он вновь ее хотел, но теперь боялся и Анны и своих желаний.
— Оденьтесь, сударь,
А между тем, два «Емельки Пугачева», два руководителя всего этого спектакля с молитвой от народа, соединились на Миллионной улице.
Все было просчитано, даже отрепетировано, но, конечно, с меньшим количеством людей. Имелось три сотни десятников, которые брали под контроль подопечных до двенадцати человек и всеми силами старались их организовывать. Они направляли людей, они начинали выкрикивать здравицы государю, следили за тем, чтобы несущие флаги продолжали оставаться направляющими и на них ориентировалась вполне организованная толпа.
Бергман и Кржыжановский передвигались внутри шествия, они были, словно, пауки, от которых расходились нити управления всем этим, казалось, что хаосом. Тут же находилась полусотня стрелков, чтобы реагировать на всевозможные провокации и отклонения от плана.
Задача была проста на словах, но крайне сложной в исполнении. Нужно было четырьмя потоками пройтись по самым элитным улицам Петербурга, где проживает цвет российского общества, а после, соединившись в единую колонну на Миллионной улице, идти к Зимнему дворцу.
Проделав круговые шествия по центру Петербурга, наиболее громко пропев гимн России и прочитав молитвы с упоминанием Царя, выкрикнув здравицы, колоны встретились на Миллионной улице, чтобы постращать наиболее важных и богатых персон Петербурга.
Сложно, но к этому готовились уже как год, на такие действия, в том числе, натаскивали стрелков и бойцов специальной подготовки. Но главная проблема заключалась в том, чтобы все обошлось без жертв. Достаточно только раз пролить кровь и вся подготовка, все управление, могло бы слететь и тогда неизвестно, чтобы случилось.
Но и на такое развитие событий были свои протоколы. Самый крайний вариант — зачистка всех смутьянов. Так же были на подхвате военные лекари, которых готовили в Надеждово, они дежурили и были полны решимости принять людей на излечение, будь даже кто спотыкнётся и травмируется на льду.
Во многих местах, прямо в центре Петербурга, стоят телеги, на которые планировалось посадить часть людей, крестьян, как только все закончится и увезти по разным дорогам из Петербурга прочь из столицы. Благодаря стройкам Михайловского замка и Казанского собора, которые огорожены заборами, много телег получалось схоронить.
Крестьян нужно отправлять из столицы, а вот остальным еще предстоит празднование «Праздника Отведения Господом» руки убийц от Царя-помазанника. Кстати, отчего бы не сделать такой праздник? Вполне будет в духе идеологической работы. За что народ православный рюмку подымает, к тому празднику великое почтение имеет! Уж всяко вспомнит и за здоровье государя выпьет.
Иные люди, кроме свезенных с разных имений, где есть моя доля с прибыли, крестьян — это работники Екатерининской верфи, разный работящий люд из Охтынской слободы Санкт-Петербурга, все работники столичного общепита, а это уже немало. Ну и криминал столичный, поднятый Бароном-Яношем насобирал немало людишек для массовки. Эти ребята были предупреждены отдельно. Любая кража — все ляжет на криминал, так что они еще пуще стрелков смотрят за порядком.