Железный шип
Шрифт:
Кэл, явно вспомнив козодоя, посерьезнел. Прокторы, как могли, старались не допускать вирусотварей в Лавкрафт, однако оставались еще заброшенные канализационные стоки и тоннели метро, да и сама река служила колыбелью худшим из чудовищ. Ужас исподволь просачивался в город, и остановить его было невозможно. Мы жили не на острове, как обитатели Нью-Амстердама, нас не окружали неприступные стены, как современное чудо света — Сан-Франциско. Лавкрафт — довирусный город, и тем опасен.
— Контакт с вирусотварью грозит чем, учащиеся? — Лебед впился в нас своими выцветшими
Маркос вскинул руку.
— Потерей рассудка для нормального человека, профессор. Практически в ста процентах случаев.
Кэл с грохотом уронил на пол учебник — словно кто-то выстрелил из паровинтовки.
— А может, просто гриппом, как у тебя на прошлой неделе, Лангостриан? Ты что, с гулями целовался?
Послышались смешки. Лебед мгновенно налился краской, словно проявляющаяся фотокарточка — сепией.
— Долтон, два часа после занятий. — Всех остальных он обвел взглядом немигающих, навыкате глаз. — Защита нашего города, города, дарованного нам Мастером-Всеустроителем, — это вам шуточки? — Он вновь с силой ударил указкой по кафедре. — Мир суров, суров и мрачен, и погружается во мрак еще более усилиями еретиков, которые хотят наполнить ваши головы фантастической белибердой вроде магии и гаданий. Их цель — сбить вас с пути истинного, отвлечь от реальности. Некровирус — вот реальность. Он существует и без труда найдет себе пищу в ваших жалких суеверных мозгах. Теперь каждый из вас должен написать сочинение об опасности, которая грозит эпидемией безумия Лавкрафту, и о том, как нам лучше защитить наш город.
Класс застонал.
— Вот уж спасибо, Кэл, — пробурчал Маркос.
— Сам виноват, придурок, — огрызнулась я.
Лангостриан кинул на меня злобный взгляд:
— У тебя, кажется, день рождения скоро, Грейсон?
Слова застряли у меня в горле. Есть хоть кто-нибудь в этой проклятой школе, кто об этом не знает? Я не успела среагировать, и Кэл вскочил с места.
— Я тебя научу, как разговаривать с девушками, ты, мелочь пузатая! — Подобное обращение от кого-то габаритов Кэла звучало довольно-таки комично, но Маркос, казалось, готов был вот-вот ему врезать.
— Сядьте, Долтон! — рявкнул Лебед. — Еще два часа!
— Просто не обращай внимания, — сказала я Кэлу. Для Маркоса и ему подобных я всегда останусь дочерью помешанной, приютской крысой, и ничего тут не поделаешь. Нужно просто принять это как данность — вроде форменных чулок, которые вечно натирают под коленками. Отвечать на уколы значило лишь показывать, что они достигли цели.
Кэл со злобой уставился в напомаженный затылок Маркоса.
— Как он смеет говорить такое!
— Он все смеет. Его брат служит в федеральном штабе прокторов, и вся их семья может десять раз меня купить и продать.
С другой стороны, конечно, я бы многое дала, чтобы хоть однажды увидеть, как Маркос получит по зубам. Наполнив ручку чернилами, я поднесла ее к разлинованному листку. Сорвавшаяся клякса растеклась темными лучами вверху страницы.
— Прежде чем вы приступите,
Класс нестройно отозвался. Я не присоединилась к общему хору. Еретики — во всяком случае, их магия, — сказочки для детей. Те фанатики с остекленевшими глазами, что кидают в прокторов бутылки с зажигательной смесью, не больше способны колдовать, чем я — летать без дирижабля. Что такое магия в сравнении с некровирусом, с грандиозным Движителем, шестерни которого непрерывно вращаются под городом, с незримой благодатью эфира? Нет никакой магии — во всяком случае, той, в которую верят еретики. Существуй она, я бы не корпела сейчас над никому не нужным сочинением по граждандолгу.
Движитель обеспечивал Лавкрафт энергией уже вдвое дольше, чем я жила на этом свете. Он был сердцем города, сердцем из железа, меди и пара. Однажды он станет местом, где я буду работать, станет моим домом. Это не заклинания и не хрустальные шары, Движитель реален, он существует на самом деле. Благодаря ему в городе есть тепло и свет и нет гулей. Вот где настоящее волшебство, а не в эфемерных еретических чарах самозваных колдунов и колдуний.
Во всяком случае, так сказали бы профессор Лебед и прокторы. Но не моя мать.
Вместо того чтобы писать сочинение, я, достав письмо Конрада, вновь и вновь вглядывалась в эти несколько букв — «ПОМОГИ».
Во второй половине дня все пошло только хуже. На сдаче чертежа, ощущая свинцовую тяжесть внутри, я молча смотрела, как другие ученики по одному подходят со свернутыми схемами к столу преподавателя. Когда наконец в классе остались лишь мы с Кэлом, я собрала вещи, поднялась и ушла.
Кэл нагнал меня уже на выходе из главного учебного корпуса, меж колонн, поддерживавших шиферную крышу портика. Чуть моросило, над остроконечными фронтонами Блэквуд-холла висела легкая дымка.
— Эй, — окликнул меня Кэл, — ты не сдала чертеж!
— Эй, — отозвалась я, выплескивая на него свою злость, — а ты не слепой!
Кончики рта Кэла поползли вниз:
— Аойфе, что с тобой?
— Ничего, — огрызнулась я. Несданный чертеж был последней каплей. После того визита в приют все шло наперекосяк.
— Если завалишь экзамены в этом году, накроется наша совместная практика на Движителе, — прислонившись к колонне, с глубокомысленным видом заметил Кэл.
Вот уж что меня меньше всего беспокоило сейчас, так это практика. Письмо Конрада жгло меня сквозь ткань форменной юбки, а в голове снова и снова звучали слова доктора Портного: «исследовательское учреждение», сплетаясь с призывом «ПОМОГИ».
— Мне нужно идти, — коротко бросила я, подхватывая сумку и книги, и добавила: — Заниматься.
Плечи Кэла поникли, как у грустного заводного человечка.
— Ладно. Мне все равно еще наказание отбывать. Увидимся после ужина.