Железный замок
Шрифт:
— Когда ты свои коробки сраные уберёшь уже? — пустые голубые глаза, выцветшие, как у рыбы или наркомана.
Пьяный хулиган был готов полезть в драку, а остальные ему только поддакивали.
— Книгами уже какой год полкоридора занято! Спотыкаюсь хожу каждый раз!
У него под ногами, обутыми в тяжелые, точь-в-точь как в Вольном Легионе, сапоги, валялась коробка. Из её расколотого чрева на облупившуюся коричневую краску пола вывалилось несколько томиков.
— Умники, тоже мне! Убирай, или я сейчас!..
— Ну куда мне их убрать? — вяло отмахивалась мать.
Она всегда боялась
— А куда хочешь, туда и убирай! Умники! Слышь? — обратился он к полному мужику, стоявшему в одних семейных трусах. — Умные, а? Книги убирай, я сказал! Или сама вали отсюда! Нам тут умники не нужны! Нам солдаты нужны! Довели страну! — орал он пьяным голосом какую-то белиберду. — Значит, в то время, как наш Капитан…
— Что тут происходит? — мрачно спросил Табас. На него тут же устремились взгляды, ощущение было похоже на то, что он испытал, поднявшись в одиночку из окопа и выстрелив по дикарям: как будто на него разом навели десяток стволов.
— О! Дрищ! — заулыбался сосед. — Убирай свои книги нахрен отсель! Сколько раз говорил, спотыкаюсь! Вот и сейчас! Всю ногу чуть не отбил!
— Пить надо меньше, — тихо, но твёрдо сказал Табас. Сзади скрипнула половица, и только этот звук выдал присутствие постороннего: оказалось, что это вернулся Ибар. Вовремя, нечего сказать. Сейчас обожжённый наёмник находился у Табаса за спиной и притворялся висящим на вешалке старым пальто.
— Что-о? — разъярённое пьяное туловище, пошло на Табаса, поднимая кулаки. Глаза бешеные, морда перекошенная.
— Эй! — подал голос обожжённый. — Давайте все успокоимся.
Табас вспомнил, в каких обстоятельствах слышал от Ибара похожую фразу и чем всё закончилось. Оптимизма это не добавило.
— А ты мне не мешайся! — сосед приближался к юноше, протягивая в его сторону ладони с красно-синими волосатыми пальцами.
— Подожди, не на… — вскрикнула мать, но наёмник не послушал: быстрым обманным движением отвлёк долговязого и метким ударом под дых уложил его на пол. Всё, как учил мастер-сержант. Завизжала женщина, потные мужики в семейных трусах выскочили из дверей и бросились разнимать уже закончившуюся драку, но было уже безнадёжно поздно — тело под ногами Табаса хрипело и изрыгало проклятия.
— Щ-щенок! — прошипел, брызгая слюной, разъярённый болван, которого оттаскивали, заломив руки за спину. — Знаешь, кто я такой? Да через пять минут и ты получишь, и ты, шлюха старая, и ты, урод! Понял? — он вырвался, едва не разбив носы тем, кто его удерживал, но лишь для того, чтобы оказаться лицом к лицу с разъярённым Ибаром. Табас злорадно усмехнулся, вспомнив, как напарник относился к упоминанию о своей внешности.
Неведомая сила отшвырнула Табаса в сторону, нечто рычащее вырвалось вперёд, играючи разбросало в стороны тех, мешал, и закружило долговязую фигуру в камуфляже, словно торнадо.
Ибар бил морду быстро, умело и с нескрываемым наслаждением: лицо соседа Табаса на глазах превращалось в месиво, но он не мог даже упасть, потому что
Когда обожжённый обернулся, все присутствующие отшатнулись от его взгляда и пряча глаза, неслышно и быстро, как тараканы, разбежались по комнатам.
Табас подошёл к коробке, присел на корточки и принялся собирать книги дрожащими руками. То, что давний обидчик, наконец, получил по заслугам, здорово воодушевляло. Юноша жалел лишь о том, что не выбил из него всё дерьмо собственными руками.
— Ох, не кончится это добром, — запричитала мать. — Он же дурак…
«Да уж», — подумал Табас. — «Поспать нам сегодня точно не светит».
— Надо уходить, — сказал Ибар.
— Чтобы он тут всё разгромил? — фыркнул Табас.
— Он будет не один, — влезла мать. — У него рядом знакомые живут, тоже из Дружин.
— Лучше пусть дом разнесут, чем тебя прибьют! — настаивал Ибар, но молодой человек был непреклонен.
— Я останусь, — твёрдо сказал Табас, чувствовавший небывалый прилив сил и уверенности в себе.
Ибар закатил глаза.
— Дурак что ли? Ладно ты, тебя не жалко, а о матери подумал? Если она под горячую руку попадёт?
— Она отсидится где-нибудь, — Табас понимал, что несёт чушь, но почему-то не мог остановиться и дать задний ход. — И, давай, ты вообще не будешь вмешиваться?..
— Надо же, какие мы крутые, — криво ухмыльнулся Ибар. — Дал в морду хулигану и перья распустил?
— Тебе-то что? — набычился юноша. — Сам же говорил, что уйдёшь, вот и вали. Не хочу снова становиться твоим должником.
Ибар вздохнул:
— Какой же ты ещё ребёнок!.. Знаешь, ты сейчас себя ведёшь, как тот староста деревенский — шмотки дороже жизни. Неужели сервизы, телевизоры и куски спрессованных опилок стоят того, чтобы отдавать за них жизнь?.. Ладно, — махнул рукой Ибар, не дождавшись ответа Табаса. — Не хочешь бежать — хрен с тобой. Я останусь. В конце концов, тут и моя вина. После твоего удара он бы ничего особенного не сотворил, зато теперь. Эх…
Долговязый вернулся через полчаса — удивительно быстро для избитого в кровь пьяного тела.
По коридору простучали тяжёлые сапоги, хлипкая фанерно-картонная дверь рухнула на пол с одного удара и комната тут же, мгновенно и до отказа заполнилась людьми. Молодчики в камуфляже с красными повязками, ворвались, подбадривая друг друга криками. Кажется, у них в руках были резиновые полицейские дубинки — Табасу было некогда рассматривать.
Взревев, он набросился на нападавших первым, чем немало их озадачил. Красномордые здоровые лбы не ждали сопротивления и растерялись, а салага кинулся на них со всей яростью, на которую был способен, и полностью растворился в драке, действуя на автоматизме, не контролируя тело, давая волю рефлексам. Лишь краем глаза Табас увидел, что в дело вступил также и Ибар, играючи ломавший молодчикам руки и ноги.