Желтый саквояж
Шрифт:
Внутри было сумрачно, и Зяма не сразу разглядел, что за самодельным столом сидели двое. Увидев вошедших, они прервали разговор, и один из них, видимо, старший, потому что на голове у него была не пилотка, а фуражка с красной звездой, строго спросил:
– Ну, с чем пришли?
– Да вот встретили, по лесу шастал… – и автоматчик подтолкнул Зяму ближе к столу.
– Кто такой? – командир посмотрел на пленника.
Зяма молча сглотнул слюну. Он терялся в догадках. Сначала парень было решил, что каким-то чудесным образом добрался к линии фронта, но сейчас, поняв, что это далеко не так,
– А вы кто?
Услыхав такое, командир покачал головой.
– А почему спрашиваешь?.. Не видно, что ли?
– А потому, – продолжал дерзить Зяма, – что я утром от таких убегал. Только у них на шапках тризуб был.
– Тризуб, говоришь? – командир нахмурился
Видно было, что это для него новость, но спросил он о другом:
– Ты-то как в лесу оказался?
– Из гетто сбежал, – Зяма наконец решился сказать правду. – Пошёл таких, как вы, искать…
– Таких, значит, – командир усмехнулся. – И кто ж мы, по-твоему?
– Вы отряд, – Зяма подумал и добавил: – Специальный…
– Ишь ты… – сидевшие за столом многозначительно переглянулись, и комадир поинтересовался: – А сам из каких будешь?
– Фамилия моя Кац. Я до войны милиционером был. А в гетто узнали, что я ещё и комсомолец, вот и пришлось убегать.
– Значит, от самого города сюда пешедралом? – недоверчиво переспросил командир. – И не страшно?
– Так у меня и оружие есть. Моё табельное. Сохранил… – и Зяма, к удивлению всех, достав из-за пояса наган, выложил его на стол.
– Да ты, я вижу, серьёзный товарищ… Садись, рассказывай, – и командир, на всякий случай отодвинув револьвер в сторону, показал Зяме на стоявший у стола чурбачок…
Мышастого цвета БМВ выехал из монастырских ворот, сыто урча мотором неспешно прокатил по «Гитлерштрассе» и у здания украинской полиции свернул на параллельную улицу. Вальяжно откинувшись на кожаную спинку сиденья, в машине сидел гауптман Клюге и лениво посматривал в окно.
Конечно, пройти пешком из конца в конец по такому маленькому городку не составляло труда и, может быть, даже доставило бы удовольствие, но герр Клюге был убеждён, что ему, как представителю высшей расы, следует ездить в автомобиле, свысока глядя на аборигенов.
К тому же нудное сидение в кабинете порядком надоедало, и гауптман не упускал возможности развеяться. Вот и сегодня, получив вызов от оберста Шмидта, он немедленно приказал подать машину и выехал по указанному адресу.
Правда, его несколько удивил характер встречи. Обычно Клюге встречался со Шмидтом в управлении, а сегодня оберст почему-то ждал гауптмана в каком-то частном доме, и это слегка насторожило Клюге, но по зрелом размышлении он решил, что ему опасаться нечего.
Гауптман не ошибся. Оберст сам встретил его в передней роскошно обставленной квартиры, провёл в гостиную и усадил как дорогого гостя за стол. Всё это подсказало Клюге, что характер предстоящего разговора доверительно-конфиденциальный, и он приготовился слушать.
Однако Шмидт не спешил. Он выставил на стол бутылку французского коньяка, блюдце с тонко нарезанным и посыпанным сахарным песком лимоном,
– Пейте, дружище, у нас с вами разговор долгий.
Такое начало было настолько необычным, что Клюге, только пригубив коньяк, поставил рюмку на стол и заверил:
– Я весь внимане, герр оберст.
– Замечательно. – Шмидт тоже поставил свою рюмку и начал: – Надеюсь, дружище, вам по долгу службы хорошо известно, что собой представляют украинские националисты?
– Думаю, да, – несколько помедлив, ответил Клюге.
Признаться, после предложенной рюмки коньяка гауптман никак не ожидал, что разговор сразу свернёт в деловое русло… Это не осталось незамеченным, и Шмидт улыбнулся.
– Ну, так я слушаю, проинформируйте меня.
Тон, заданный полковником, заставил Клюге предположить, что у Шмидта свои планы, и гауптман, внутренне собравшись, начал:
– Во-первых, герр оберст, следует учесть, что в настоящий момент движение националистов разделено на три части. Первые, это мельниковцы во главе с полковником Мельником, вторые – бандеровцы, руководимые Степаном Бандерой, и третьи – бульбовцы со своим командиром Бульбой-Боровцом. Отношения между ними сложные, хотя наблюдаются попытки объединения.
– Да-да-да, – Шмидт снова поднял свою рюмку. – Только мельниковцы меня не интересуют. Они всецело нас поддерживают, а вот другие…
Клюге понял, что именно обеспокоило Шмидта, и уточнил:
– После событий во Львове, герр обест, бандеровцы ушли в подполье. До этого они активно насаждали своих людей в местной администрации, полиции и в отрядах самообороны. Сейчас особой активности не проявляют, но, по моим данным, работу своих конспиративных групп не прекратили.
– Так, с этими ясно. – Шмидт пригубил коньяк и поинтересовался: – Ну а что бульбовцы, как они?
– После ликвидации «Полесской Сечи» Бульба увёл своих людей в леса. Сейчас с ним отряд в сто человек, но по имеющимся сведениям, он имеет около семисот активных штыков. До этого Бульба активно создавал воинские формирования, имея целью создание украинской армии, но в связи с последними событиями на фронте, это нецелесообразно.
– Что именно вы имеете в виду? – попросил уточнить Шмидт.
– Герр оберст, – Клюге позволил себе улыбнуться. – Думаю, окончательный разгром большевистских орд – вопрос ближайшего времени, и тогда перед нами встанет проблема устройства завоёванных территорий. Убеждён, что унтерменши не должны иметь не то что военных отрядов, но оружия вообще.
– Это, конечно, так, – поспешил согласиться Шмидт. – Тем более, наш фюрер считает, что окончательным решением вопроса, возможно, будет отправка евреев и заодно украинцев куда-нибудь на Мадагаскар. Вот только у нас с вами, дружище, совсем другие задачи.
Полковник не спеша допил коньяк, потом поднялся, прошёл к стояшему в глубине комнаты секретеру, достал оттуда сложенный вчетверо листок и, вернувшись к столу, развернул его.
– У меня тут, дружище, есть достаточно интересный документ. Это присяга курсантов бандеровской школы милиции. Отдельные места весьма любопытны. Вот послушайте.