Желтый саквояж
Шрифт:
Перед войной поляки собирались проложить новую ветку и даже начали строить железнодорожный мост, где для удобства соорудили временный пешеходный переход через речку. За три года он обветшал, а поскольку находился на отшибе, им почти не пользовались, да к тому же было довольно рискованно ходить по расшатанным доскам.
Сергей оказался прав. Пробравшись через территорию запустевшего имения, они вышли к реке и, благополучно перейдя на другой берег, задворками пробрались к усадьбе пана Мефодия. Сергей сунулся было к дому, но лейтенант, заметив входящих во двор полицаев, осадил его.
Беглецы затаились, и только Григорий, обратив внимание,
– И сюда гады пришли… Это что ж выходит?..
Словно подтверждая его догадку, Сергей, узнав штатского, который уверенно вёл полицаев к дому, протянул:
– Ребята, смотрите… Это же наш… Соснюк! Выходит, тоже взяли…
– Не похоже, что взяли… – и лейтенант, шикнув на товарищей, пригнулся пониже.
Странно, но Соснюк, заявившийся сюда в сопровождении двух полицаев, не казался арестованным. Больше того, он первым пошёл к крыльцу, но постучать не успел. Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник сам хозяин. Стоял он как-то боком, заложив правую руку за спину, и, в упор посмотрев на Соснюка, спросил:
– Что, продал, гнида?
Соснюк заметно стушевался, но потом сбивчиво заговорил:
– Мефодю, ты знаешь, Советы войну проиграли, и нам треба самим выришувать [255] , як дали быть…
Договорить он не успел. В правой руке Мефодия оказался пистолет, и он без колебаний дважды выстрелил в Соснюка. Перепуганные полицаи шарахнулись в сторону, а Соснюк сделал неуверенный шаг назад, закачался и, хватая руками воздух, рухнул навзничь. В тот же момент лейтенант, поднявшись во весь рост, дал очередь из автомата по убегавшим полицаям.
255
Решать.
Через минуту всё было кончено, и пан Мефодий, ошарашенно глядя на неизвестно как оказавшуюся здесь троицу, недоумённо спросил:
– Ребята… Вы как так подгадать сумели?
– Так у нас то же самое. Может, его работа? – показывая на валявшегося у крыльца Соснюка, в сердцах выматерился лейтенант. – Еле ушли, думали у вас перебыть, а теперь и не знаем…
– Я знаю, – перебил его Мефодий. – Есть надёжное место, там, где мы с Сергеем были.
– Что? – Сергей дёрнулся. – Уж не тот ли вислоусый?.. Так он же…
– Не бойся, хлопче, вернее друга у меня нет. Идём сразу, я только прихвачу с собой кое-что… – и пан Мефодий, по-хозяйски сунув свой пистолет за ремень, поспешил в дом…
Крошечный оркестр всего из пяти музыкантов играл украинский гимн, и парадный строй, вытянувшийся вдоль лесной поляны, замер в положении «смирно». Так получилось, что Дмитро Иванчук, который стоял во второй шеренге, торжественное исполнение гимна слышал впервые и, испытывая некое воодушевление, одновременно прислушивался к оркестру и к нескольким стоявшим в том же строю хлопцам, которые чётко выговаривая слова, громко пели:
– Ще не вмерла Украина!..
Этой ночью их полицейский отряд тайком покинул городскую казарму, где размещался до этого дня, и боковыми улицами вышел на окраину, от которой и начался тяжелейший марш-бросок, когда без остановок приходится то быстро идти, то бежать пехотной рысью.
Солдатских ранцев полицейским не выдавали, потому ещё с вечера каждому пришлось мастерить заплечный мешок. У Дмитра такой был приготовлен
Вдобавок было выдано по двести патронов на винтовку и ещё четыре гранаты каждому. В общем, получилась довольно приличная нагрузка. К тому же сначала шли мощёной дорогой, проложенной к станции, а потом, теряя по ночному времени строй, топали какими-то просёлками, или вообще целиной и, конечно, к рассвету все еле волокли ноги.
Однако когда уже днём полицейские вышли на обширную лесную поляну, где им сообщили, что сейчас будет парад, они откровенно обрадовались. Позже, перед построением, оттянувшие плечи мешки были сложены в одном месте, и хлопцы, взбодрившись, весело привели амуницию в порядок.
Оркестр доиграл гимн, и сразу откуда-то с фланга донеслась впервые услышанная команда:
– Ливо-руч! – и Дмитро, сам сообразив, что требуется, с некоторой заминкой сделал поворот налево.
Послушно выполнив команду, строй замер, но теперь уже впереди прозвучало требовательное:
– Кроком руш! [256] – и оркестр грянул бравурный марш.
Ходить строем Дмитро умел хорошо, но тут в лесу не было вытоптанного плаца, и потому, как ни старались вояки [257] , слитного шага у них не получалось. Дмитро тоже, как учили, ставил ногу на всю ступню, но мягкая трава гасила звук, и оставалось только точно держать строй.
256
Шагом марш.
257
Солдаты.
Но всё равно музыка играла, марш звучал, и, наконец, Дмитро поравнялся с импровизированной трибуной. Как положено при отдании чести, он прижал свободную руку ко шву и, по команде равняясь налево, увидел, что на обычной колоде, немного стесаной сверху, стоят достойники [258] .
Один из них, уже поседевший, пожилой, одетый в форму австрийского образца, наверно, сохранившуюся у него ещё с мировой войны, держался несколько впереди остальных, приложив ладонь к козырьку «мазепинки», умело отдавал честь, приветствуя новоприбывших вояков-добровольцев.
258
Представители.
Парад кончился, последовала команда отдыхать, и все занялись каждый своим делом. Большинство, разобрав оставленные под деревьями мешки, подкрепились кто чем и завалились спать. Другие же, и среди них Дмитро, принялись разгуливать по лагерю, высматривая, что тут и как.
Было ясно, что лагерь временный. Под деревьями прятались построенные из веток курени и русская военно-штабная палатка, у входа в которую стоял часовой. Тут же, только чуть в стороне, была и сорокопятка [259] , возле которой толпилось с десяток хлопцев.
259
45-миллиметровая противотанковая пушка.