Жемчуга
Шрифт:
– А как завуч шлепнулась?
– А-ха-ха! Гы-гы-гы!
А если через двадцать лет вам встречается ваш школьный учитель и спрашивает об этом самом? А если это человек, которого вы всегда вспоминали с теплотой. Что ему расскажете? Про мусорку на чьей-то башке? Про спрятанную в туалете сменку? Про драки?
Нет. Вы будете врать.
И вам не будет стыдно, потому что это вроде бы и не вранье. Ведь было же, было на самом деле…
Вы расскажете про творческие вечера и про поездки в музеи, и про грамоту за успехи в чем-то там, и про
Покопайтесь в памяти – там точно есть такие файлы. Они аккуратно хранятся на своих полочках, их можно разархивировать и удивиться – вот это да!
Только это не то, что врезалось в память остро и навсегда.
И только изредка учителя так удивляют, так озадачивают, что и за шумным столом, проржавшись, похлопав по спине соседа и закусив огурчиком, кто-то встрепенется – а помнишь? И все примолкнут.
Историк у нас был пожилой. Он преподавал недолго, всего год, и вел историю Средних веков. Мы даже считали, что он старый, но дети в тринадцать лет весьма субъективны в таких оценках. Должно быть, ему было около шестидесяти, а может, и гораздо меньше.
В школе одно то уже удивительно, что преподаватель – мужчина, а когда он еще похож на учителя из старых фильмов, типа «Доживем до понедельника», это, скажу я вам, придает ему отдельную ноту романтизма. Поэтому он мне сразу понравился. И история Средних веков мне нравилась. Я даже по возможности приползала на первую парту – для меня действие, равносильное прыжку через огненное кольцо.
Иногда он орал на нас. Иногда мучил вереницами всяких дат. Ну что ж, на то он и историк.
Зато он красиво говорил. Он был артист.
– В маленькой деревушке под названием Домреми жила простая крестьянская девочка. Она была самая обыкновенная – пасла гусей, носила грубое серое платье, бегала босиком по мокрой траве…
(Эти слова особенно врезались – именно «босиком по мокрой траве». До сих пор, честное слово, когда хожу по траве босиком, вспоминаю Жанну д'Арк!)
Он еще некоторое время усыпляет нас красивыми картинками.
А потом останавливается и обводит класс безумным взглядом.
– А были ли у вас видения?!
Все молчат. Я сглатываю.
– А вещие сны?
Про вещие сны мы знаем много чего. Все начинают «А вот у меня…», «А вот был случай…», но историк быстро перебивает фонтан.
– А кто видел себя во сне героем? Героем, спасающим мир? Ладно. Кто хочет стать героем? Но с условием – в конце не жди награды. Вас просто убьют.
И через пять минут:
– Почему ты? – взывал он неистовым голосом. И сам себе смиренно отвечал: – Кто, если не я…
Представляете себе? Нам слышался треск костра. К концу урока мы глотали горючие слезы.
Но это – именно те файлы с полочек. А теперь главное.
Случилось это в конце октября.
Надо сказать, историка мы, в общем-то, любили. Но это не означало отличного
Он чего-то объяснял, а мы слегка шебуршились – не потому, что неинтересно, а просто так. И вдруг он замолчал. Пауза была долгой, достаточной, чтобы все недоуменно подняли глаза, а потом начали переглядываться. Наверняка кто-то конкретно накосячил и сейчас получит сполна.
– Поздравьте меня.
Что за?..
– И себя.
Переглядываемся. Чудак, конечно, вот и пойми…
– Первый снег! – вдруг закричал он.
И все посмотрели в окно. Там густо и медленно кружились пушистые хлопья.
– Первый снег!
– Ура!
А он смотрел и смеялся.
– К окну идите, так же лучше видно.
И мы ринулись, роняя стулья и парты. Кто-то залез с ногами на стол, кто-то повис на товарище…
Он не ругался. Он просто стоял и ждал, пока мы нарадуемся и наоремся.
Взял и подарил праздник.
Однажды, в самом начале работы в маленькой сельской школе, во время моего урока пошел первый снег. У меня в это время сидел пятый класс – мелкие, разношерстные, ушастые человечки. И я замолчала, заранее зная, что будет потом. Ничего ведь, по сути, не меняется. А когда все ребята, радостно вереща, зависли у подоконника, от счастья мне захотелось плакать.
Эпизод 3
Кто бы ты ни был
Писали и рисовали – на чем могли и как могли – на скамейках, партах, стенах, на бумажках, приклеенных к чужой спине. Пресловутые три буквы – это для совсем умственно отсталых. Шедевры эпистолярности, карикатуры, призыв к бунту и насилию, признания в любви – в общем, все, что душа пожелает. И опасность, конечно, – вдруг застукают!
«Если ты не голубой, нарисуй вагон другой» (по парте стыдливо корячатся разношерстные вагончики – целый товарняк).
«Весь мир – бардак. Все люди – б…и. И Солнце – гребаный фонарь».
«Ответы на тесты по математике № 8, 6 класс (Георгиевна) 1а, 2а, 3в, 4а, 5б… ДоброжИлатель».
«– Мартынова, обрати внимание на Зюзю.
– Он козел.
– Ты тоже коза. Кто согласен, ставьте +
– + + + + +…»
В раздевалке – роскошная голая девица. Кто-то скромно подрисовал трусики помадой.
На последней парте в углу – узнаваемая толстая тетка со зверским лицом, увешанная автоматами и гранатами, – «В.А. всех порвет!!!» (к слову – это наша завуч).
И совсем шедеврально – печальный Гитлер стреляет себе в висок. Кабинет истории, естественно.
Переполненный актовый зал. Какое-то мероприятие. Наш класс, естественно, пришел последним, и приличных мест не хватило. Приличные были в начале зала – новенькие кресла, обшитые коричневым дерматином. Мы же забились на последние ряды допотопных скрипучек, да и то не всем повезло – многие подпирали стенку.