Жемчуга
Шрифт:
А еще были шкафы с книгами. Книги были чужие, затрепанные и не очень интересные. Мне нравилось ставить стул на парту, забираться на него и листать страницы на этой предпотолочной высоте, на шатком троне, на одинокой пирамиде. Запах побелки, сквозняк из распахнутого окна, Гоголь, меланхолично глядящий из-под подрисованных очков. Красота.
Теперь же мне в пару добавили странную Тучку. Я не знала, что с ней делать и о чем говорить. Мне и с нормальными-то детьми было не всегда удобно, а эта девочка, казалось, просто отрезала кусками мое корявое личное
Приятно ли ей было мое присутствие, или она так же обреченно смирилась с навязанным обществом – не знаю. Она просто начала мыть. Никогда – ни до, ни после – я не видела, чтобы люди так драили полы. Ульяна убиралась с каким-то бешеным остервенением – быстро, ловко, старательно и до абсурда чисто. Я только успевала менять воду.
Все было молчком. Она бесшумно шарила тряпкой по углам, я молча уносила и приносила ведро. Потом она бросила у порога простиранную тряпку. Мы огляделись. Вот это да! Будто ремонт сделали.
– Красотища, – сказала я.
И Ульяна наконец-то показала свою улыбку.
Наверное, я никогда не вспомню, каким образом мы разговорились и зачем отправились ко мне в гости. Некоторые вещи память не бережет – тоже затевает очередную генеральную уборку и нещадно выкидывает все ненужное на помойку вечности. Может, мы над чем-то посмеялись вместе – смех, как ничто другое, сближает двух подростков. А может, я рассказала какую-то свою историю. Потому что Ульяне можно было доверять.
Сначала мы пили чай с вареньем. Уж чего-чего, а варенья у нас было всегда полно. Потом – обязательная часть программы первого посещения – экскурсия по квартире. А это что у вас? Ух ты! Вот это да! А это можно посмотреть? А работает? Потом – комната. Ногой я незаметно задвинула под кровать разбросанные вещи.
– А это?
– Это моего брата. Обожает всякие железки! Тащит и тащит отовсюду. Наверное, целый трактор уже можно собрать.
– Младший?
– Ага. На шесть лет.
– Ты любишь его?
Я удивленно посмотрела на Тучку.
– Люблю, конечно, куда денешься. Хотя он и придурочный бывает… Ты че это?
Ульяна потерянно стояла посреди комнаты – серая фигурка, мышиные волосы.
А потом заплакала.
Я не знала, что делать. Чем я ее обидела? Что сказала не так? А может, и впрямь – ненормальная. А я привела ее домой, и она только что смеялась…
– Ты че это, а?
Плотно закрытое руками лицо, глухие всхлипы.
– А меня бьет.
– Кто?
– Брат.
История была так дика и ужасна, что не укладывалась в голове. В семье Тучки было три брата – двое постарше и маленький. Ульяну только ждали на свет. Однажды старшие братья ушли гулять и не вернулись. Их искали и нашли на другой день. Каким образом они убрели так далеко по железнодорожному полотну, ушли сами или им «помогли» – тайна, покрытая мраком. Их сшибло поездом, сразу двоих, насмерть.
Младший брат горевал больше всех. Непонятно, где тут искать логику, но всю свою обиду на судьбу, всю злость он обратил на маленькую Ульяну. Может, казалось ему,
– Смотри.
И под задранным школьным платьем я с ужасом увидела синие и черные пятна на ребрах. Это лишило дара речи. Я не знала, не желала знать, что вот так просто, совсем рядом творятся такие вещи.
– Почему ты не скажешь никому?
– Ты что! Он меня убьет.
И такая уверенность была в ответе. Убьет. Я сразу поверила.
– Что же делать?
– Ничего. Он сильно бьет, только когда трезвый. А так – ниче, терпимо.
– А мама?
Ульяна равнодушно махнула рукой. Понятно. Маме не было до них дела.
Мы сидели на диване плечом к плечу – молча, как два камня. Слов не было. Были мысли – тяжелые, неизменно уводящие в тупик. Каждый думал о своем. Если б можно было совершить чудо! Взмахнуть палочкой – вжух! – зло наказано, все счастливы, мир спасен. Если б можно было забрать Ульяну к нам… Если б можно было поколотить ее братца… Если б… Но все разбивалось, как тонкий лед. Серая Ульяна, махнувшая рукой, – некому помочь.
– Хочешь, заколку подарю. Мама из Москвы привезла.
Я положила ей на юбку автоматическую диковинку.
– Классная… Не. Тебя заругают.
– Не заругают. Бери уже.
– Спасибо.
И снова – словно тень улыбки. Хоть что-то. А что я еще могу, кроме варенья и красной заколки?
Мы медленно шли по обледенелой осенней земле. Холодное солнце садилось за нашими спинами. Ветер пронизывал до костей. И у нас были одинаковые сапоги – красные, с дутым верхом. Просто у нее чуть постарше.
– Дальше я одна пойду. Пока.
– Пока.
Так я и не попала в страшную квартиру. Только запомнила три несвежих глухо занавешенных окна на первом этаже панельной многоэтажки.
Потом мы еще несколько раз гуляли после школы. Но недолго. Ноябрь не терпит коротких курточек и тонких шапок.
Вскоре я заболела, а когда пришла в школу – Ульяны не было. Не было ее и через неделю, и через две.
Она исчезла.
Сначала никто не хватился. Потом, конечно, стали интересоваться – что да как. И я сама не поняла, как оказалась посреди очень неприятной ситуации – только я одна, оказывается, знала, где Тучка живет.
Наша классная собрала совет учебного сектора. Четыре неприятные мне девочки стояли у доски с горящими глазами – впереди намечалось приключение.
– Может, она еще придет, – я тащила за хвост последнего кота. – Может, болеет.
– Она прогульщица, – отрезала классная. – И двоечница. А тебе на будущее: с кем поведешься, от того и наберешься. Смотри, тоже по наклонной едешь. Какая по счету двойка?
Во мне закипала злоба.
– Вторая.
– Где вторая, там и десятая! Нашла себе подружку!