Жемчуга
Шрифт:
Седьмой урок. Седьмой! Думать головой? Что вы такое говорите! Человек семь часов сидел задницей на стуле в плохо проветриваемом помещении. Человек перенес несколько стрессов. У него глазки слипаются. Ему жарко. Да просто кушать уже охота!
А седьмой урок – это английский. Подгруппа – не класс, шансы быть опрошенным увеличиваются ровно вдвое. Думай, голова, думай… Но голова не думает – она устала. Она еще не отключается, но разные мысли – одна несвоевременнее другой – осаждают, нагло дергают, лезут во все стороны…
А хорошо бы, если все учителя носили кринолины
А здорово будет, если я приду домой, а там торт…
А вот будет классно, если я вдруг за месяц вырасту на двадцать сантиметров…
А когда вырасту, непременно буду красавицей…
– Please to the blackboard!
О-ох… Три минуты терзаний.
– Sit down please. Молодец, глаголы учила.
А теперь… теперь самое время расслабиться. Руку можно дать на отсечение – больше не спросят. Тайный взгляд на часы. До конца урока еще целых двадцать минут. Двадцать. Минут. Седьмого. Урока.
Сначала я еще пытаюсь уследить за текстом и пояснениями. Потом мозг говорит: «С меня хватит!» И велит рисовать, рисовать, потому что иначе уснет. С завучем еще не закончено. Подружка глядит через плечо и хихикает.
Учительница на кого-то повышает голос. Я невольно отвлекаюсь и гляжу по сторонам.
И тут вижу кольцо.
Ешкин кот, кольцо! И, похоже, серебряное. Оно лежит под первым стулом среднего ряда – прямо под ногами ничего не подозревающей одноклассницы.
Да черт! Вот это удача! Стоп. Не делать резких движений. Его пока никто не заметил. А если заметят? Долежит ли до звонка? Блестит. Это плохо.
Я незаметно смотрю на каждого. Нет, никто не обратил внимания. Никто? А это что за косой взгляд?! Девочка с первого ряда чуть возится и наклоняет голову! Вот зараза.
Теперь у меня появляется конкурент. И эта нахалка сидит ближе, чем я! Вот в кои-то веки стоит найти действительно ценную штуку – и на тебе!
Английского больше не существует. Мир замер. Время замедлилось. Только кольцо, я и эта девочка. Я вижу, как она поджимает губы и оглядывается по сторонам. Тоже разведывает обстановку.
В голове рождаются стратегии. Думай, мозг! Проснись уже! До звонка – три минуты.
– Можно выйти? – невинный голосок с первого ряда.
– Soon the lesson will end.
– А?
Сиди уже, дура! Сказано же – скоро валим.
Две минуты. Взгляд вправо. Вот чео-о-орт!!! Соседка нагло смотрит на пол под первым стулом. Да чтоб тебя! Ну, тебе-то уж не отломится, только через мой труп.
Одна минута.
Шепот сзади.
– А че это там? Кольцо вроде.
Мальчишки. Не конкуренты. Хотя…
Звонок вот-вот! Она опередит меня, вот уже вся подтянулась…
Я с силой толкаю на пол пенал. Все вздрагивают. Карандаши и ручки разлетаются в стороны. «Я помогу!» – знакомый нежный голосок… Ага, счас! Я уже лечу головой под стул – к заветной цели, к призу, к мечте…
Вот она – секунда торжества. Неуловимое движение, и кольцо (оно оказалось не серебряным, простым – ну да бог с ним!) ловко опоясывает палец. Над головой, будоража наадреналиненные
В раздевалку я врываюсь ликующим победителем. В углу обиженно возится моя недавняя соперница.
– Я вообще-то первая увидела, – никчемная звуковая волна впустую сотрясает воздух.
Я не удостаиваю одноклассницу ответом.
– Хотя… думала, оно серебряное. А оно ведь…
Я оборачиваюсь. Не головой – всем корпусом. И она замолкает. Правильно делает, хоть что-то соображает!
Эпизод 8
Тучка
Эту девочку не любили. Она была отдельно от всех – тихая, нелюдимая, молчаливая. И вся серая. Серыми были ее глаза. И волосы были самого мышиного оттенка. Сероватой, несвежей была кожа. И сама она была похожа на картофелину из сырого погреба, на норную мышь, на высохшую прошлогоднюю траву. Она сидела позади всех и никогда ничего не говорила. И непонятно было – глупа она или умна. Никакая. Тень. Призрак. Когда она представилась в классе, ее смешное редкое имя прозвучало так, будто кто-то прошептал его в сырую огородную землю. Глухо и скованно – Тучка Ульяна.
Сапоги были новые – красные, с дутым верхом, в общем, вполне приличные, – по крайней мере, с утра было так. А ближе к вечеру, когда я последней спустилась в раздевалку, их было не узнать. В углу стояли какие-то облупленные грязнухи. Как же так? И только натянув сапог на ногу, я сообразила: сапоги не мои. И кто эта сволочь?! Мои, новые, надела, а эти мне подсунула! Да еще и велики!
Я села на лавку и стала прикидывать, что лучше: побороть неприязнь и отправиться домой в чужих обносках или по-быстрому добежать в туфлях. Лучше второе. И в магазины можно забегать греться. А взбучка дома ожидает в любом случае.
И тут в раздевалку ввалилась эта девочка.
– Я… это… твои взяла. Нечаянно.
Она тяжело дышала, видно, бежала всю дорогу. Потом села на лавку и принялась снимать мои сапоги. После чужих ног они были неприятно теплыми.
– Спасибо, – сердито сказала я.
Она будто хотела еще что-то сказать. Но только махнула рукой и убежала.
Я шагала домой и думала – как же так? Совсем, что ли, не соображает? Ну ладно – запачканные. Но как можно нацепить обувь на размер меньше и ничего не заметить? И вообще странная какая-то. Непонятная. Пришла посреди года, сидит в углу как сова, ни с кем не разговаривает. Может, просто дура?
А потом нас назначили вместе дежурить.
Обычно мне в пару назначали мальчика, и это было замечательно. Стулья поднял – молодец, можешь валить; совсем сбежал – тоже не велика потеря. Класс я любила мыть одна.
Ведь дежурство – это целое приключение.
Сначала, конечно, вымыть. Быстро, чтобы отвязаться. Поплескать воду на цветы.
Доску – напоследок. Доска – самое главное.
Однажды я рисовала мелом часа два и спохватилась, только когда он кончился. Бегом, пока еще был открыт соседний кабинет, нагребла из чужой коробки. Все, шито-крыто. Даже лучше, чем было.