Жемчуга
Шрифт:
Слабая здоровьем, она быстро уставала, но на работе этого не показывала. И часто засыпала прямо за столом, не снимая одежды, пока Родион наполнял ей ванну.
Завтракали яичницей с шампиньонами и вчерашним рагу. Левая рука Родиона отправляла еду в рот, правая рисовала в блокноте. Ия потягивала черный кофе.
– Так что ты вчера сказала? Переведи.
– Когда?
– Вчера. Настолько худо было, что провалы?
Вчера вечером Ия явилась домой усталая как собака, да к тому же еще и под хмельком – случай редкий,
Ия на автопилоте поднялась домой, весело кивнула Родиону, прошла в спальню и рухнула на кровать прямо в шапке, пальто и сапогах. Когда Родион оправился от шока, он первым делом вытащил из-под нее свои рисунки и только потом принялся осторожно раздевать.
Ия забормотала, потом сгребла рукой бережно отодвинутые листы, подслеповато прищурилась и лукаво улыбнулась.
– Дуэ дименсионис! – гордо провозгласила она.
– Что?
Но она уже сладко посапывала, подсунув под ухо лисью шапку с хвостиком.
– По-моему, ты шпарила по латыни. Это нечестно.
– А! Вспомнила. Duae Dimensiones.
Родион приподнял брови, ожидая пояснения. Вместо них Ия потерла переносицу и добавила еще кофе из кофеварки.
– В отпуск хочу, – сказала она. – До страсти.
– В чем проблема? Поехали.
– Это у тебя все просто… У нас сыра не осталось?.. А, это… Это означает – «два измерения».
Родион молчал. Иногда он соображал очень медленно.
– Ну, вот мы с тобой живем в трехмерном мире, – объясняла Ия с набитым ртом. – А твой – двумерный. Молодец – взял и создал Вселенную. Вот и все. В отпуск хочу. Хочу в отпуск.
Так как оба были не любители шумных компаний, домик решено было снять подальше от людской суеты. Юная представительница турагентства подсовывала Родиону разные фотографии. Он листал их, постепенно мрачнея. Все это было не то… Только под вечер, в четвертой по счету фирме он нашел, что хотел, и с легкостью отсчитал солидную сумму.
Ие он решил устроить сюрприз и ничего не сказал.
Дом был очень старым. Кто здесь жил, какие события происходили – история не сохранила. Известно было, лишь что в прошлые века в нем помещалась небольшая таверна – об этом говорили почерневшие от времени бочка и кружка, вывешенные над входом, и кольца коновязи в стене.
Сдавала домик пожилая итальянская пара, живущая по соседству, за зеленым холмом.
Дом утопал в зелени. Сейчас, в середине апреля, здесь все просыпалось и цвело. Прямо перед крыльцом буквально на глазах распускались сотни тюльпанов – алых, желтых, белых и пестрых. Белые нарциссы с желтыми сердечками ослепительно сияли на солнце.
Ия и Родион просыпались поутру от голосов птиц и долго лежали, прислушиваясь и улыбаясь.
К морю вела удобная рыжая тропинка, но купаться было холодно. Они брали с собой полотняный зонт, еду, вино и покрывала, спускались со склона, сбрасывали одежду и подолгу валялись на берегу, попивая из темной бутылки, хихикая и разговаривая о разных пустяках.
После
Это был бы самый лучший отдых на свете…
Через неделю приехали соседи, но жили они довольно далеко. Иногда до Ии и Родиона долетали смех и голоса, но в целом им было до лапочки – есть ли вообще кто-то на полуострове и в мире.
После обеда Ия отправилась вздремнуть, а Родион остался на веранде. Ее разбудили голоса: один был Родиона, другой – мягкий, тонкий и очень нежный, словно птичка чирикает. Ия накинула халат и вышла на веранду. Маленькая девочка с черными как уголь волосами что-то быстро лопотала по-итальянски, а Родион смеялся и перекидывался с ней мячиком.
– Лаура, – раздалось из кустов.
И девочка вмиг исчезла, будто была наваждением.
Ия отвернулась быстро, привычно, но было слишком поздно – Родион увидел, каким было ее лицо.
7
К вечеру поднялся шторм. Ия закрыла хлопающие ставни и поставила чайник. Ей не хотелось разговаривать. И не хотелось видеть Родиона.
– Может, хватит уже, – сказал он.
Она вздрогнула и повернулась.
– Ия, может, я и не от мира сего, но не дурак и не слепой. Какого лешего ты изводишь себя? Просто наслаждайся жизнью и…
– Ты не понимаешь.
Он обнял ее за тонкие плечи. Оттого, что она была выше ростом, ткнулся носом в ее шею.
– Еще как понимаю.
На ночь глядя Родион незаметно растворил в ее мелиссовом чае таблетку снотворного. Сам он спать не собирался.
Он вышел на крыльцо, допил из горлышка остатки вина, вытер рот рукавом и рассмеялся.
Ветер крепчал – он подвывал в щелях древних ставен, шумел листвой, срывал лепестки тюльпанов, и они влетали на крыльцо, словно ожившие языки пламени.
– Подходящая ночь, – сказал он сам себе. – Подходящее место. Подходящее время!
Время перевалило за полночь. За окнами бушевал ветер. Ия безмятежно спала.
Родион открыл очередную бутылку вина. Он уже еле держался на ногах, и рука с кистью так часто соскальзывала, что он в конце концов ободрал все ладони о штукатурку.
Хихикая и напевая, он ползал вдоль стены, падал, снова поднимался, размазывал краску разбитыми пальцами, отходил назад, критически оценивал, растушевывал, ронял кисти, скользил ногами по пролитой воде, проводил недостающую линию размером с лапку муравья…
Никогда в жизни он так не творил.
В голове его звенели и кружились образы.
Бескрайние лесные просторы глазами летящей под облаками плицы, сладкий аромат раздавленной в ладонях полевой клубники, звенящий в зубах холод родниковой воды, соль пота, жирное тепло пирога, запах пропахшей костром одежды, заливистый лай в сизом тумане, звон трамвая, мелькание велосипедных спиц, колючие снежинки на щеке… все мешалось, выскакивало, топорщилось и просилось на волю…
Он знал – это лучшее из его творений.