Жемчужница
Шрифт:
И вот этот человек тоже вечно сбегает из дворца, с усмешкой подумал Тики, понимая, что брат во многом, оказывается, прав.
— Тогда просто не буду показываться ей на глаза и все, — устало вздохнул он, ужасно на самом деле желая с ней подружиться (она ведь столько могла рассказать о своем мире!), но угнетать или стеснять ее своим присутствием — напротив не желая совершенно.
— Не получится, — пожал плечами брат, — не сегодня, во всяком случае. Она тебе еще с утра передать просила, что на сушу с нами сойдет, когда мы в порт заплывем. А мы в порт заплывем
— Она просила тебя передать это мне? — вскинулся Тики, недоверчиво глядя на Уолкера. Тот кивнул и пожал плечами, тут же, впрочем, поспешно махнув рукой.
— Ты не подумай чего! — попытался утешить Микка он. — Она просто не нашла тебя с утра, вот и попросила передать, если увижу.
— Ну да, — горько усмехнулся Тики, — конечно… — найти она его не смогла. — А позвать не могла, да? Решила по кораблю пройтись пешочком, как раз ноги потренировать, вот и не нашла?
Неа, однако, остался совершенно непоколебим — иронически усмехнулся, как будто даже куда более спокойный в море, чем когда-либо во дворце, и ненавязчиво поинтересовался:
— А ты ей объяснил хотя бы, как тебя звать нужно?
— Да чего тут объяснять-то? — фыркнул Микк недовольно и легко махнул рукой, чувствуя себя немного неуверенно на самом деле, но вместе с тем… просто не желая признавать свое поражение, наверное. Он никогда не умел достойно проигрывать, надо признать.
Даже девушкам.
Особенно девушкам.
Особенно таким красивым.
— И правда, — внезапно поддержал его брат, — позвал и все — делов-то, верно? Но она ведь об этом не знает, Тики.
Мужчина закатил глаза, побеждённо вздохнув, и сдался:
— Понял я, понял, сам подойду и расскажу, как можно легко меня позвать, — недовольно проворчал он, и вдруг откуда-то сбоку раздался глубокий грудной звук, отчего Тики ошеломлённо уставился на фонтан брызг в нескольких километрах от корабля. — Кит?!
Неа же пожал плечами, ужасно невозмутимый и спокойный, словно то, что киты, обычно плавающие где-то дальше к востоку, вдруг обнаружились в компании их русалки, его совершенно не удивляло.
— Кит, — утвердительно кивнул друг, для убедительности даже кивнув, и Тики обречённо вздохнул, повиснув на бортике и чувствуя себя совершенно выжатым лимоном. — Так что помни, братец, что русалка нам попалась не обычная, а с секретом, потому что не каждый день можно встретить ту, чей покой стережёт корабельное кладбище, — вновь заметил Неа со всезнающим видом и, потрепав забурчавшего Микка по волосам, удалился помогать коку.
Алана плескалась в море и выглядела такой счастливой, что было даже удивительно — потому что создавалось впечатление, что до этого она никогда не плавала вот так свободно и не была никогда такой радостной.
Тики поймал себя на откровенном любовании ею — такой легкой, такой похожей на упавшую звезду (а кто знает, может, она и правда звезда, просто упавшая в море?) и такой… такой…
Мужчина тряхнул головой, сердясь на самого себя и сосредоточенно морща лоб. Он не должен был даже думать о какой-то симпатии
Как-то очень кстати вспомнились слова того тритона. Как же он сказал…
«Если не сбережёшь её, море тебя возненавидит. Она — последняя, кто может говорить с ним, его любимая дочь, так что помяни моё слово: не сбережёшь, на тебя обрушится весь его гнев».
Тики нахмурился, совершенно не представляя, как это понимать. Кем же была эта странная русалка? Насколько Микк знал (а знал он хоть и поменьше Маны, но все же вполне достаточно) цвет ее волос и хвоста был нетипичен среди русалок, бывших обычно всегда очень яркими.
Хотя красота Аланы от этого не меркла — совсем наоборот. И эта алая роспись на ее теле — как кровь на снегу.
Интересно, она когда-нибудь видела снег? Огромные сугробы, занесенные крыши домов и покрытые искрящимся покрывалом поля.
Может быть, если спросить, то она ответит?
Хотя для начала стоило, без сомнений, поговорить о словах этого тритона (Канда его имя, кажется?) с Маной. Тот умен и обязательно посоветует своему непутевому братцу что-нибудь дельное.
Когда наплескавшаяся вдоволь Алана попрощалась с китом (по-другому назвать то, что животное подбросило её в воздух этим самым фонтаном, просто не получалось) и улеглась на палубе, явно желая подремать и погреться на солнышке (она вообще, оказывается, любила разлечься где-нибудь повыше и немножко прикорнуть), Тики отправился к младшему Уолкеру, каюта которого напоминала больше дорожную библиотеку.
Мана был слаб здоровьем, подхватывал любую простуду и лихорадку, но всегда выздоравливал и успокаивал не отходящего от него Неа, который близнеца оставлять в такие моменты не желал: постоянно сидел рядом, переживал, ухаживал. В общем, ограждал от всего, что могло хоть немного навредить ему: начиная ножами (странная фобия, что болезни могут передаваться через кровь) и заканчивая тяжёлой работой, связанной с тасканием вещей или чем-то таким. Тики лишь смеялся на эту опеку, переходящую все границы, Адам горестно вздыхал, Роад хохотала и требовала своей порции заботы (будто Шерила с любвеобильным дедом ей не хватало), а вот сам Мана лишь грустно улыбался и пытался уговорить брата не растрачивать все свои силы него.
Неа на такое ещё сильнее злился, раздражался и принимался опекать младшего пуще прежнего.
В каюте у парня пахло какими-то благовониями, а сам Мана лежал на кровати, ужасно бледный в своей болезненности, но ласково улыбнувшийся Микку.
— Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался он, и Тики осторожно сел рядом с ним на постель, неопределённо кривя губы.
— Не то чтобы случилось… — задумчиво признался он спутся пару минут. — Просто хотел у тебя поинтересоваться, нет ли каких мыслей насчет того, что же за русалку мы везем к нашему императору?