Жемчужный принц
Шрифт:
Принц повернул голову и увидел, что рядом с Персефоной стоит прозрачная женщина в белом платье и синими глазами. Это была душа его матери.
– Проживи свою жизнь достойно, чтобы я гордилась тобой, – и, растворяясь в воздухе, она помахала сыну своими тонкими руками в кружевных перчатках.
– Прощай, матушка, – грустно сказал принц.
– После похорон это помещение должно быть сожжено, – приказала Персефона и исчезла, а Мойра в знак повиновения низко склонила голову перед своей повелительницей.
– Теперь все позади, принц, – сказала Мойра. – Вам не нужно оставаться здесь. Вынос тела все равно никто не заметит. Персефона позаботилась об этом. Сейчас вам лучше отдохнуть, а через три часа
– Прощайте, – ответил принц и, надев камзол, стремительно вышел за дверь. Словно безумный, он побежал вниз через множество залов, коридоров, тупиков, к воздуху, к морю, к жизни! Только губы его шептали: «Она ушла от меня навсегда, навсегда, навсегда! Мама!!!»
Пробежав через дворцовые ворота, принц выбежал на пляж, где ему в лицо ударил соленый морской ветер.
– Еще! Еще! Еще! – безумно кричал принц, и порывы ветра безжалостно хлестали его по лицу.
Потом он скинул с себя монаршие одежды и бросился в темную воду, которая ласковой прохладой потушила его горевшее пламенем тело.
Дворцовые часы пробили три часа ночи.
– Пора, – сказал себе принц и вылез из воды. Одевшись, он отправился на Старое афинское кладбище.
Мойра сделала все гораздо лучше, чем обещала, воздвигнув за несколько часов белое надгробие, над которым высился камень из перламутра, символизировавший образ королевы Маргариты. Ведь Маргарита означает – жемчужная. Вокруг надгробия горели огнем красные лилии, а на самом камне были выложены жемчугом простые слова: «КОРОЛЕВА МАРГАРИТА»
Принц подошел, поцеловал перламутровый камень и сказал:
– Я все сделаю, как ты сказала, мама.
Покинув лес, принц пересек пляж и направился к дворцу. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь увидел и поэтому поднялся в свои покои по потайной лестнице. Открыв дверь в спальню, он, не мешкая, подошел к шкафу и вытащил оттуда простые черные штаны, белую рубашку и плащ. Облачившись, он встал перед зеркалом и несколько минут смотрел на свое лицо. О, ужас! Складок стало больше! В ярости принц изо всех сил стукнул ногой по зеркалу и…вошел в него. Сначала его охватила страшная тьма, потом ему привиделся тоненький силуэт поэтессы Сафо, но через мгновение видения рассеялись, и принц обнаружил, что стоит на побережье, на другой стороне острова, которую отделяла от дворца высокая кирпичная стена. Над морем разливался розоватый свет зари. Громко кричали беспокойные чайки, чей-то беспризорный ребенок возился в грязном песке, а женщины в простых льняных платьях полоскали белье. Кругом стояли убогие, покосившиеся лачуги обитателей этой части Жемчужного королевства.
Часть вторая
Жемчужные страсти
Глава 1
Страшно, страшно, страшно… Страшно даже вспоминать о древних готических замках, тем более если они высечены в белых неприступных скалах, а их обитатели живут между жизнью и смертью, не осознавая, где проходит граница. Тем не менее, любые таинственные события подчиняются вселенским законам и всегда останавливаются в какой-то точке. И иногда то, что казалось страшной тайной, оказывается мелким пустяком, над которым можно только посмеяться.
Течет время, бегут столетия, закатываются тысячелетия, только воды Адриатического моря остаются такими же прозрачно-бирюзовыми и также мерно несут свои воды в Средиземное море, а 118 островов венецианской лагуны, этой построенной людьми игрушки на воде, продолжают привлекать своей романтической красотой. И каждый остров до сих пор хранит свою тайну.
Наверное,
С конца 13-ого века религиозная картина мира сменилась светским образом мироздания, и человек признал в себе творца своей жизни. В Италию пришла благостная эпоха возрождения, длившаяся до начала 17-ого века и плавно перекочевавшая в век 18-ый, время просвещения и необузданных страстей. Несмотря на явное падение, в бесшабашной стране венетов жизнь била ключом, а удовольствия стали возводиться в принцип жизни.
Нравственные нормы католической религии отнюдь не мешали богатым венецианцам проводить жизнь в удовольствиях и сорить деньгами, которыми уже не была богата Венецианская республика. Но люди продолжали веселиться, шумно проживая галантный, розово-перламутровый век с его страстями, благоухающими будуарами, тесными корсетами, красно-малиновыми всполохами красок, напудренными париками и тонким, словно морская пена, венецианским кружевом.
Я пишу о людях этого времени, имея в распоряжении лишь свое воображение и бесценные шедевры живописи, созданные Караваджо, Тинторетто, Тьеполо, Лонги, Гварди, и мысленно пытаюсь сама присутствовать в их уже прошедшей жизни. Я постоянно вживаюсь в яркие краски их полотен, наслаждаюсь красотой ушедшей эпохи и пытаюсь прочесть по лицам людей их судьбы. Иногда воображение рисует яркие события с неожиданными развязками, но чаще я предаюсь тихому созерцанию этой неповторимой красоты.
И вот я уже вижу ренессансный пейзаж: синее небо, по которому плывут белые, густые облака и песчаный пляж Жемчужного острова, на который накатывают прозрачные воды моря, оставляя на песке свои подарки в виде цветных камешков, кораллов, жемчужин и белой кружевной пены.
Рано утром малыш Робин воспользовался привычкой принца поздно вставать и решил тайно покататься на его рыбацкой лодке, спрятанной на пляже среди больших валунов. Сейчас эльф отчаянно пытался вытолкать ее в море, изо всех сил налегая на лодку своим маленьким тельцем в красных штанишках и желтых ботиночках. Запасов волшебства Робина здесь не хватало, потому что лодка была довольно большой, а Робин – маленький, и силы земного притяжения явно давали понять эльфу, кто сильнее.
– Раз, два, три! – считал Робин.
На счет сто эльф, наконец, спустил на воду – этот, по словам Робина, «неуклюжий рыбацкий корабль». Словно птичка, эльф впорхнул в лодку и отчалил от берега. Он даже зажмурился от удовольствия. Перед ним расстилалось море с зелеными островами, на одних из которых возвышались целые дворцы и массивные церкви; другие просто напоминали парки; третьи были похожи на грязные болота, которые почти поглотило море.
Робин расстегнул свой красный жилет, который сшила ему Эльфина, и предался мечтам о фиолетовых глазах своей стрекозы. «И почему все говорят, что она жирная и неповоротливая»? – с обидой думал эльф. «Она просто так сложена. И что на свете может сравниться с ее прозрачными как воздух крыльями, которые могут унести далеко-далеко, туда, где лежат вечные снега».