Жена героя
Шрифт:
Я была на седьмом небе от счастья. Хотелось бежать быстрее других, чтобы как можно раньше оказаться в родном доме, поэтому я всё время оказывалась впереди, а Самад время от времени догонял меня и тянул за чадру.
Добравшись до родительского дома, я чуть не сошла с ума от радости, а как только увидела отца, то бросилась ему в объятья и по обыкновению принялась его целовать: сначала – в оба глаза, потом – в обе щёки, в кончик носа и даже в оба уха. Мать стояла в сторонке и тихо плакала: «О Господи, доченька, будь счастлива».
Родственники Самада с удивлением наблюдали за этой сценой, ведь ни одна девушка в нашей
Наконец пришло время прощаться. Мне было очень тяжело расставаться с родителями. Я несколько раз подходила к двери, вновь возвращалась и, не переставая целовать отца, давала матери напутствие: «Дорогая мамочка, береги отца. Вручаю его тебе. Люблю вас больше всех на свете».
Обратно я шла очень медленно и совсем не так, как по дороге в дому родителей: ступала маленькими шажками и сильно отстала от остальных. Мне хотелось, чтобы никто не видел моих слёз. Самад шёл молча и следил за тем, чтобы я не упала, споткнувшись об один из ухабов узких деревенских улиц.
На следующий день Самад должен был уехать, потому как его армейская служба ещё не закончилась, а после отъезда мужа его дом превратился для меня в настоящую тюрьму. Мать Самада была на сносях. Если в родительском доме я не занималась домашними делами, то теперь в мои обязанности входило мыть посуду, подметать, готовить тесто на десять или двенадцать человек. Руки у меня были маленькие и слабые, поэтому я не могла замесить тесто так, чтобы оно превратилось в однородную массу. На дворе был ноябрь месяц. Стало холодно и двор занесло сухими желтыми листьями, так что мне приходилось часами сметать их в одну кучу.
Прошло две недели со дня моего замужества. Однажды свекровь решила навестить свою дочь и сказала мне: «Пойду к Шахле, а ты приготовь ужин».
За это время я выполняла любую работу по дому, но готовить не приходилось ни разу. Я пошла на кухню, которая была на первом этаже, разожгла примус, налила воду в кастрюлю и стала ждать, когда она закипит. Огонь в примусе был очень слабый и мне приходилось подкачивать воздух насосом. Наконец вода закипела. Я засыпала рис, который до этого успела перебрать и промыть. От волнения у меня немели руки. Я не знала, когда надо снимать кастрюлю с огня, но на помощь мне пришла золовка Кубра. Я просила Бога, чтобы рис хорошо проварился и чтобы мне не было стыдно за плохо приготовленный ужин, поэтому Господь послал мне её. Как только рис закипел, золовка сказала: «Пора снимать с огня».
Мы вдвоём подняли кастрюлю, слили воду и поставили рис томиться, после чего пожарили для плова картошку, мясо и лук.
Вечером вся семья собралась дома. Я отнесла приготовленную еду в столовую, а сама села в углу кухни и стала молиться, чтобы всё прошло хорошо. Кубра позвала меня, и я в смятении вошла в комнату. Свекровь сидела за столом. Тарелки уже были пустыми, и все родственники одобряли приготовленный ужин.
На следующий день в гости к свекрови пришла соседка. Я в это время подметала во дворе и слышала, как свекровь нахваливала ей мою стряпню:
Только тогда я впервые почувствовала себя спокойно в доме мужа.
Глава 7
Прошло два месяца со дня нашей свадьбы. Беременность свекрови подходила к концу, и мы ожидали, что у неё скоро должны начаться схватки. Как-то вечером, закончив домашние дела, я собиралась немного отдохнуть. Вдруг Кубра в панике открыла дверь в мою комнату и крикнула:
– Гадам! Беги скорей! Маме плохо!
Мгновенно вскочив с места, я побежала в комнату свекрови и от растерянности совсем не знала, что делать.
– Пошлите кого-нибудь за акушеркой, – наконец сказала я, а затем вспомнила, как поступала моя мать, когда начинались роды у моих сестёр и невесток. Вместе с другими женщинами мы принесли в комнату большой самовар, поставили его в углу и разожгли. Как только первые схватки прекратились, свекровь сказала, что одежда для новорожденного лежит в комоде вместе со старыми кусками материи, которые могли понадобиться в день родов, а несколько больших тазов вместе с чистыми пелёнками стояли под лестницей во дворе. Вместе с другими золовками и невестками я, как сумасшедшая, бегала по дому и приносила всё, что было нужно для родов. Наконец пришла акушерка.
Мне не хотелось видеть свекровь в таком состоянии. Я отвернулась и занялась самоваром, делая вид, что слежу за огнём и жду, когда закипит вода. Услышав крики роженицы, я расплакалась и начала молиться. Через какое-то время крики стали ещё громче и вскоре в комнате раздался плач новорожденного.
Все женщины, сидевшие вокруг свекрови, радостно вскочили со своих мест. Акушерка завернула ребёнка в белую пелёнку и передала родственницам. Я же продолжала сидеть в углу комнаты.
– Гадам, налей горячей воды в этот таз, – попросила меня одна из невесток.
Другая невестка начала мне помогать. Мы поднесли таз к самовару, открыли кран и стали ждать, когда он наполнится.
– Гадам, – сказала мне невестка, – посмотри, какой замечательный братик родился у твоего мужа.
Наполнив таз наполовину, мы поставили его рядом с акушеркой. Свекровь продолжала стонать. Все женщины громко разговаривали, и акушерка сказала им:
– В чём дело?! Помолчите! Во время родов нельзя так галдеть. Дайте мне сделать моё дело. Тут двойня и я не могу достать второго ребёнка.
Когда все замолчали, она обратилась ко мне:
– Гадам, скорее найди машину, чтобы отвезти свекровь в больницу. Я больше ничем не могу помочь.
Я выбежала во двор и увидела свёкра, который сидел на ступеньках и был очень бледен. Он испуганно посмотрел на меня.
«У свекрови двойня, – заикаясь, сказала я. – Она не может родить второго ребёнка. Надо вести её в город, в больницу. Срочно нужна машина».
Свёкор встал и, обхватив голову руками, быстро прочёл молитву имаму Хусейну [9] , а потом выбежал на улицу.
9
Имам Хусейн (626–680) – внук пророка Мохаммада и третий шиитский имам, самый почитаемый после имама Али.