Жена Гоголя и другие истории

Ландольфи Томмазо

Я отошел в тень раскидистого дерева, откуда мог относительно спокойно следить за разворачивавшимися событиями. Через минуту показалась пересекавшая парк группа людей или теней, и я отчетливо услышал истерический (в нем звучали сдавленные слезы или смех) женский голос:

— Нет, нет, это бесполезно, бесполезно? Ты лучше попробуй... Покажи, что ты их не боишься, тогда, знаешь, они даже позволяют собой командовать. Иди, иди, мы за тобой.

Прошло еще, наверное, минуты две, и в тишине раздался на этот раз мужской голос:

— Во имя Господа Бога я приказываю тебе... — Остального я не разобрал.

Итак, все оказалось просто и даже забавно: эти господа всего лишь разыгрывали одного из своих чересчур доверчивых друзей. Должно быть, внушили ему, что вилла населена призраками, и посмеивались над беднягой. Как бы в подтверждение моей догадки двое призраков с приглушенным смехом проскользнули в дом через другую дверь.

А

теперь, не вдаваясь в излишние подробности, скажу, что этого открытия было довольно, чтобы мое чисто абстрактное любопытство тут же переросло в личную и практическую заинтересованность. Ну можно ли вообразить более удобный случай для оголодавшего скитальца? Темно, двери нараспашку: хозяева валяют дурака — чего проще в этой суматохе незаметно проникнуть в дом! Перемахни ограду — и вперед! Вот только где раздобыть простыню — самое беспроигрышное в данной ситуации прикрытие.

Несколько выстрелов громыхнуло в бездонной глубине парка, им отозвался выстрел из дома. Я решил, что момент наиболее благоприятный, и, окинув взглядом пустынную дорогу, ухватился за решетку большого окна, прорубленного в стене неподалеку от ворот. В мгновение ока я очутился на крыше оранжереи, и спрыгнуть оттуда в парк было уже парой пустяков. Но я немного замешкался, собираясь с мыслями. Во-первых, меня слегка настораживали выстрелы: я так до конца и не понял, в кого или во что стреляли, но выстрелы-то были настоящие, поэтому требовалось действовать осмотрительно. Во-вторых, несмотря на все сказанное выше, я, безусловно, рисковал, проникнув в дом, столкнуться нос к носу с кем-нибудь, кто мог бы меня признать или, точнее говоря, непризнать. К тому же входить, не имея простыни или чего-либо ее заменяющего, было уж совсем опасно. Но, как вы вскоре убедитесь, для человека наблюдательного и имеющего голову на плечах безвыходных положений не бывает.

Под защитой вековых дерев я осторожно двинулся к дому, намереваясь хорошенько обследовать все подступы; глаза мои тем временем уже немного привыкли к темноте, хотя четко различить все подробности было, конечно, невозможно. Меня со всех сторон обступали шорохи, в какой-то момент они послышались так близко, что мне пришлось поспешно укрыться за углом кстати подвернувшейся башни или павильона. Отсюда мне был виден мертвенный фасад виллы и — немного наискосок от него — неподвижно застывший под большим кустом призрак. В одном из окон внезапно показалась светлая тень, размахивающая чем-то, похожим на ружье. К ней тотчас присоединилась вторая; она вроде бы пыталась от чего-то ее удержать.

— Оставь, оставь меня! — судорожно вскрикнула первая и выстрелила, как можно было понять по вспышке, в привидение. Однако ничего такого, что можно было бы ожидать, за этим не последовало: ни крика раненого, ни другой реакции подобного рода. Белый силуэт остался там, где был, даже не шевельнувшись. Очевидно (в этом я окончательно убедился позднее, хотя догадка пришла ко мне сразу), призрак, увидя, что взят на мушку, ударился в бегство через кусты, бросив свое рубище. Таким образом, я, ничем не рискуя, завладел необходимым мне одеянием, правда, основательно продырявленным, ибо в него был выпущен целый заряд дроби, но все же вполне пригодным для моих целей. И вот я приготовился войти, пускай мимолетно, в дом и в жизнь этих людей. Там мне предстояло сыграть роль незаметного обитателя безмолвных и таинственных лабиринтов, который, словно мышь, имел возможность слышать все разговоры, наблюдать все, даже самые ревностно скрываемые действия, причем о существовании его никто бы и не заподозрил, если б он не совался куда не следует.

Я толкнул какую-то дверь и вошел. Но здесь, не обладая по большому счету задатками писателя, я жертвую возможными эффектами и отказываюсь от детального описания всех этапов моей рекогносцировки; ограничусь лишь сообщением ее результатов. Там подследив за кем-то, тут подслушав обрывок разговора, а по преимуществу доходя до всего своим умом, я в очень короткое время уже мог более или менее сносно ориентироваться в доме и полностью контролировать ситуацию. Во всяком случае, спустя час я узнавал в лицо всех присутствующих, за исключением отдельных призраков, как и я, с головы до ног закутанных в простыню: не забывайте, что в темноте я совсем освоился, к тому же распахнутые двери и окна пропускали немного света. Все это, вместе взятое, привело к тому, что я не устоял перед естественным любопытством и задержался на вилле дольше, чем того требовала моя единственная цель.

Ну так вот, как вкратце было дело. Вилла — я об этом говорил — была большая, старинная, с чрезвычайно запутанным расположением комнат, с множеством коридоров и обширными подвалами; одни комнаты были полностью изолированными, другие, напротив, имели по нескольку входов, порой замаскированных, временами приходилось подниматься

и спускаться в пределах одного этажа; в довершение всего дом был соответствующим образом отделан: ковры, портьеры, штоф — все как в старой господской усадьбе, словом, декорации для действа, которое тут разворачивалось, самые подходящие. Принадлежала вилла графу, неизменно появлявшемуся в сопровождении своего мажордома или компаньона, и сестре графа. А еще на вилле гостил, как я понимаю, друг семьи, а может, родственник, которому и принадлежала идея розыгрыша, потом еще один друг или родственник, дальняя родственница или подруга сестры и, естественно, сам разыгрываемый, маленький белобрысенький и коренастенький барон. Всего пятеро мужчин и две женщины, не считая призраков мужского и женского пола, числа коих я не сумел установить по вполне понятным причинам. Их набрали из домашней прислуги, привратников и их семей, а также из прочего работного люда усадьбы. Мажордом по мере надобности тоже перевоплощался в призрака. Все дамы и господа были вооружены до зубов охотничьими ружьями, пистолетами старого и нового образца, и каждый палил почем зря в воздух, по деревьям, по неуязвимым призракам (о них подробно чуть ниже). Стреляли для забавы, для развлечения и чтобы вконец запугать бедного барона. Последнему тоже выдали оружие, и поскольку он стрелял, не делая различий между призраками подлинными и мнимыми, то его патроны предусмотрительно «холостили» (для непонятливых: «лишали свинца») и вообще пытались перенести его внимание и огонь на безопасные мишени. Однако подобные действия (как в описанном выше случае, когда я завладел своим рубищем) могли оказаться и запоздалыми, поэтому все равно надо было глядеть в оба. Вследствие этого обстоятельства господская игра не исключала серьезной опасности для жизни людей, чем, видимо, и объяснялось царящее в доме возбуждение. Темнота в помещениях также вполне объяснима: ведь привидения, как известно, не показываются при свете. Мне могут возразить, что в таком случае барону достаточно было бы включить свет, чтобы одолеть призраков, но он, вероятно, сам этого не хотел, так как влечение к таинственному нередко бывает сильнее обычного страха. Возможно, его раззадорили, и он, то ли из желания продемонстрировать свою дерзкую удаль, то ли из чисто научной любознательности, по собственной инициативе потушил свет. А может быть, он тщетно надеялся обнаружить тут какой-нибудь подвох; я говорю «тщетно», так как розыгрыш был настолько явным и топорным, что, если барон с первой минуты ничего не заподозрил, значит, дело его безнадежно. И наконец, я застал игру уже в разгаре, поэтому вряд ли есть смысл строить догадки, с чего и как все началось. Так или иначе, на распределительном щитке были вывернуты все пробки.

Усадьба ходила ходуном; хозяева и гости кричали, стреляли, втихомолку смеялись; призраки возникали и мгновенно улетучивались, весь дом, от подвала до чердака, а также парк стали огромной, сценической площадкой, и не было комнаты или беседки, куда бы ни вливался свободный людской поток. Я, чтоб себя не выдать, тоже вынужден был участвовать в спектакле, старательно изображая привидение, но не забывая и о своей цели; когда я в суматохе проскальзывал в нужное мне помещение, мое присутствие либо оставалось незамеченным, либо ни у кого не вызывало подозрений. Время от времени кто-нибудь обращался ко мне, но моя роль позволяла отвечать одним кивком, а то и вовсе не отвечать.

Я начал с кухни, где без труда нашел, чем заморить червячка. Затем, поскольку мои карманы были так же пусты, как и желудок, я стал думать об их наполнении. Правда, у этих аристократов, дай Бог им здоровья, среди прочих склонностей, свойственных этому сословию, была, видно, и привычка сорить деньгами, поэтому перепавшая мне сумма оказалась просто смехотворной, даже упоминать о ней неприлично (у мажордома и то капитал был посолиднее). Тогда я решил порыскать насчет драгоценностей, но и здесь удача мне не улыбнулась: если и были у них поистине ценные вещи, то они их носили на себе или, к моему глубокому прискорбию, хранили мертвым грузом в банке. На туалетных столиках дам мне попались пара серег, две-три броши, браслет — одни безделушки и больше ничего. Общий итог: месяц, максимум два более или менее сносной жизни. Ну да ничего: добыча не может сама проситься в руки. Наша работа требует не только осторожности, но и усердия, упорства, стойкости, иначе говоря, самых основных человеческих добродетелей.

— Во имя Господа... — («Спасителя нашего», — подсказала женщина). — Ах, да... Во имя Господа, Спасителя нашего, приказываю тебе явиться целиком. А теперь наклонись вправо. А теперь влево. А теперь вновь исчезни в аду... (Да нет, нужно говорить: «в адской пучине».) — В адской пучине, исчадием коей ты являешься...

Это опять был барон. Он стоял у парковой ограды в окружении всей компании и повелевал тряпке или грубо сработанному пугалу, которым кто-то маневрировал сзади при помощи шеста.