Жена Хана
Шрифт:
– Напишите, что температура высокая – у меня анализы возьмут и еще недельку поживу, умоляю.
– Простите, но это не по уставу, я не могу лгать Семенычу. Вы успокойтесь, поговорите с ним завтра и я уверенна, что все наладится и...
– Сучка! В чем ты можешь быть уверенна?! Они меня живьем в параше утопят, ты мне могилу роешь.
– Заткнись, дед, не закроешь рот – я сам тебе закрою, – Артур говорил спокойно. Но зэк мою руку выпустил и глухо застонав, уткнулся лицом в подушку. А ведь Чернышева и впрямь уважают и боятся. Мне было странно видеть его таким – вжившимся в образ матерого зэка. Хотя в праве ли я его
– Артурыч, за новую лепилу*1 вступился? Так ее кум*2 в оборот очень скоро пустит – он Зинкой не побрезговал, а на такую цыпу у него наверняка слюни потекли. Думаешь, она тебе даст, когда колоть будет или миньет забахает в виде профилактики от спермотоксикоза? – Ветлицкий ехидно засмеялся, ожидая реакции то ли моей, то ли Артура.
– Ты, сучара, говори да не заговаривайся, а то отвечать придется. Пропишешься в больничке на полгода с гипсом на всех частях тела. Как сам-то от спермотоксикоза избавляться будешь, когда ни левой, ни правой не достать?
– Потухли там все! Быстро! – окрикнул дежурный. – Не то из санатория повылетаете уже сегодня, подыхать в камерах будете.
Я посмотрела на Ветлицкого и еле удержалась, чтобы не заехать ему по разбитой физиономии. Видать за дело Артур его избил. Жалко мне его уже не было и слова Семеныча и Рыжова о том с кем я дело имею, начали приобретать более угрожающий смысл.
– Чернышев, пройдемте ко мне в кабинет. Мне нужно вам задать несколько вопросов и измерить давление и температуру.
Ляпнула и сама своей смелости удивилась, бросила взгляд на дежурного, но тот уже снова читал газету. Артур встал с койки.
– Больше ничего мерить не будите?
– Ваши пошлые шуточки, Чернышев оставьте при себе. Вы тяжело больны и если будете продолжать так себя вести – я откажусь вами заниматься и вы очень скоро начнете корчится от болей.
– А вы не дадите обезболивающее.
– Вот именно, – ответила я, – идемте, и прекратите паясничать.
– Строгая. Я таких люблю.
– Чернышев, слышал, что Аня сказала? Варежку прикрой.
– Замолкаю, начальник, замолкаю.
– Анечка, справитесь?
Нет, не справлюсь, вот наедине с ним останусь – и с ума сойду.
– Конечно.
Как только за нами закрылась дверь кабинета, мы посмотрели друг на друга по-настоящему, и я почувствовала, что глядя в его синие, полные отчаянной страсти глаза, я медленно умираю от любви к нему и безумного счастья снова видеть его так близко.
Глава 19
— Никогда, — сказал он, стиснув зубы, — никогда не встречал я создания более хрупкого и более непобедимого. В руке моей она, как тростник, я мог бы согнуть ее двумя пальцами; но какой толк, если бы я согнул ее, если бы я растерзал, раздавил ее? Загляните в эти глаза, перед вами существо решительное, неукротимое, свободное! Оно глядит на меня не только с отвагой, но с суровым торжеством. Как бы я ни поступил с его клеткой, я не могу поймать его, это своевольное, прекрасное создание! Если я уничтожу, если я разрушу его хрупкую тюрьму, мое насилие только освободит пленницу.
Шарлотта Бронте
Хан
Но все изменилось. Человек весьма ненасытная тварь. Он может долгое время отказываться от роскоши и мнить себя аскетом, но стоит лишь дать ему ощутить на языке хотя бы крошку власти, хотя бы тончайший аромат могущества и весь аскетизм катится к дьяволу и хочется большего.
Да, в нем проснулось желание владеть всем…Оно, наверное, никогда и не умирало. Все принадлежит ему по праву, как плевок в морды своей родни, как подножка каждому, кто называл его ублюдком и радовался его исчезновению. Он хотел, чтобы они ползали у его ног и заглядывали ему в глаза как Богу, чтобы прикусили свои языки…Даже больше – он хотел создать империю, которой не было равных. Объединить всех членов своей семьи, даже самых дальних, сплотить их. Но для этого нужно вернуться в семью, стать ее частью и чтить ее законы и порядки. Дед умело манипулировал этим фактом, неустанно напоминая ему неписаные правила, которые нельзя нарушать.
Неповиновение Ангаахай, как плевок в глаза, как подножка и удар под дых. Маленькая непокорная дрянь. Ее ведь и так не принимают в их клане, считают игрушкой, развлечением, временным удовольствием. Хан хотел иного, хотел, чтобы она стала частью этой семьи, чтобы начала чтить их порядки, выучила обычаи, прониклась менталитетом и постепенно это начало происходить.
***
– Ты должен жениться на дочери Сандала. Это объединит два могущественных клана, мы сможем слиться в огромный концерн, увеличить прибыль в несколько десятков раз.
– Я не хочу жениться. Почему нельзя договориться с твоим давним приятелем о сделке?
– Потому что это самый верный способ обезопасить себя от предательства.
– Ты думаешь члены семьи на него не способны?
Их взгляды скрестились.
– Умный-умный и такой глупец. Если дочь Сандала станет твоей женой – ты автоматически наследуешь все, что принадлежит ее отцу. У них нет сыновей. Ты вообще представляешь, чем они владеют и куда откроют нам дорогу.
– Я подумаю над этим.