Жена Мэдигана
Шрифт:
— Ты действительно волнуешься? — тихо спросил Рэй. Он пристально всматривался в ее лицо, словно пытаясь прочесть мысли.
— Да, — призналась она.
Рэю, казалось, было уютно на неудобном стуле. Да и в тесном офисе, в котором никогда прежде не бывал, он чувствовал себя вполне непринужденно. Впрочем, Рэй всегда выглядел непринужденно. Чем бы ни занимался и где бы не находился.
— Грейс, — из холла долетел знакомый резкий голос еще до того, как доктор Дерборн переступил дверной проем ее кабинета. — Как только закончишь… — он внезапно умолк, увидев сидящего у стены Рэя, и даже сделал полшага
— Привет, док, — произнес Рэй с широкой улыбкой.
— Вы знакомы? — спросила Грейс, жутко смутившись.
— Мы встречались, — небрежно ответил Рэй.
Их встреча, вероятно, имела какое-то отношение к неприятному столкновению Триш с дантистом, предположила Грейс. В некоторых вещах, таких как честь и отношение к женщине, Рэй бывал чрезвычайно старомоден. Это в нем говорил южный джентльмен. Правда, порою, он заходил слишком далеко.
Доктор Дерборн перевел на нее более чем встревоженный взгляд.
— Э-э-э, неважно миссис Мэдиган. Это может подождать и до завтра. Или до понедельника. — Пятясь из офиса, он послал ей грустную, вялую улыбку, — ничего существенного.
Грейс работала на доктора Дерборна совсем недолго, но она узнавала страх, когда видела его. Бедный дантист настолько стремился покинуть комнату, что споткнулся о собственные ноги, и, быстро восстановив равновесие, исчез в холле.
— Что, спрашивается, ты сделал… — начала она.
Рэй поднялся, быстро и грациозно.
— Как насчет того, чтобы угостить тебя ужином? — прервал он.
Так даже лучше. Ей не придется слушать, как он благородно защищал бывшую жену номер два от мужчины, которого упорно называл доктором Дулитлом.
Но ужин слишком сильно походил на свидание.
— У меня нет желания куда-либо выходить, — ответила она, открывая нижний ящик стола, чтобы вытащить сумочку. Ох, но оставаться в одиночестве ей тоже не хотелось. Только не сейчас. — Но я могу сама что-нибудь приготовить.
Он скривился, сморщил нос и зажмурил глаза так, что она больше не могла видеть их яркий голубой цвет.
— Чем я это заслужил?!
Она улыбнулась, вставая.
— Сейчас я куда лучший повар, чем раньше. Позволь, тебе доказать. Боже, когда мы поженились, мне было всего девятнадцать, в то время я умела готовить только макароны с сыром и открывать банку супа.
Она тут же пожалела, что нельзя забрать свои слова обратно или хотя бы перефразировать предложение. Внезапно, она вспомнила то время, когда они занимались любовью на кухне. На столе, на барной стойке, на полу. Рэй приходил домой, заставал ее за попытками улучшить свои ужасные кулинарные навыки и с помощью прикосновений или произнесенных шепотом слов, или тем и другим одновременно, заставлял забыть о готовке. Он поднимал ее или опускал, и она выбрасывала из головы все остальное. Все. Сколько кастрюль она сожгла? Сколько сгоревших продуктов они со смехом выбросили в мусор? Неудивительно, что она так и не научилась готовить, пока не развелась с ним.
Ее лицо вспыхнуло. Как только воспоминания возвращались, стряхнуть их становилось труднее. Она постаралась отложить жаркие мысли на потом. Да, у них был великолепный секс. И ей больно достался урок о невозможности построить прочные
— А когда это было нечто с фразой «добавь воды», мы были в беде, — сказал он.
— Что?
— Суп, — пояснил он.
Если он и знал, о чем она думала, то не подал вида. Рэй был мастером скрывать свои чувства. Неудивительно, что работа тайным агентом так легко ему удавалась. Он мог выдать себя за кого угодно, показывать в себе только то, что хотел.
— Стейки, — произнесла она, направляясь к двери с кошельком в руках. — И салат с запеченным картофелем. Хотя, нам придется забежать в продуктовый магазин. — Она обернулась через плечо, чтобы взглянуть на следовавшего за ней Рэя, державшегося рядом, но не слишком близко.
— Нет проблем, — согласился он, провожая ее к своему автомобилю.
Рэй никогда не ожидал, что ему доведется сидеть на диване в новом доме Грейс. Конечно, они виделись время от времени, но ей всегда удавалось держаться на расстоянии, сохранять дистанцию. Чтобы пригласить его сюда, она должна или действительно быть испугана, или же отчаянно желать помешать ему поехать в Мобиль.
Наблюдая, как она работает за барной стойкой, отделявшей длинную узкую кухню от гостиной, он задумался, как далеко она зайдет, чтобы удержать его поблизости.
У него не было иллюзий по поводу Грейс. Когда-то она любила его и все еще тревожилась о нем, по крайней мере, немного. Тревожилась настолько, чтобы волноваться, и доверяла настолько, чтобы прийти в случае неприятностей. И между ними оставалось достаточно искр, чтобы периодически испытывать неловкость, как совсем недавно, когда она прибежала к нему домой.
Но она не тревожилась о нем настолько, чтобы остаться. Временами ему приходилось напоминать себе об этом факте.
Со вспышкой озарения он осознал, что предположения Лютера о состряпанной истории убийства ради того, чтобы удержать его в городе, были глупостью. Грейс ничего не выдумывала. Она не тревожилась о нем достаточно сильно, чтобы остаться. И не беспокоилась настолько, чтобы бороться.
Разозлившись на себя за такое пристальное изучение Грейс, он сосредоточился на осмотре комнаты. Дом был старым, но недавно реконструированным. Маленькую гостиную и кухню-столовую объединили в одну центральную комнату, состоящую из жилой области с диваном, стульями, телевизором и маленьким стерео, открытой кухни и отделявшей ее от гостиной барной стойкой и маленького местечка, отведенного для круглого обеденного стола из дуба и четырех стульев. Обстановка была простой и практичной.
Он оглядел удобную мебель карамельного цвета с разбросанными по ней пухлыми подушками. Рассмотрел буйные растения, перевязанные шнуровкой занавески и безделушки на единственной книжной полке. Снежные шары. Она любила снежные шары. Он узнал среди них те, которые несколько лет назад дарил ей сам. Большой снежный шар с белой каруселью и лошадками, подаренный Грейс на ее двадцатилетие, и еще один, чуть меньшего размера, с мальчиком и девочкой, склонившимися друг к другу для невинного поцелуя, преподнесенный на их четвертую годовщину.