Жена на замену
Шрифт:
Дарэ Матиас вызвал на трибуну какого-то незнакомого лата, о котором я лично раньше ничего не слышала, и начал задавать ему вопросы. Полное имя лата было скромным, тот, очевидно, родился в простой семье, но я решила слушать внимательно даже того, кто никак не относится к «моей» части этого огромного и запутанного дела. Очень подозревала, что меня будут вызывать только по самым неприятным обвиняемым… и невольно скосилась на Белинду, которая прожигала меня злым взглядом со своего места.
Она сидела в цепях, но спину держала прямо, и глаз не прятала. И её, кажется, ничуть
— Лат Аккер, до принятия сана известный как Аккер из Лесовок, что в Ледсе, готовы ли вы поклясться на Жизнеописании Светлейшего, что будете говорить правду, и ничего кроме правды, дабы не постигла вас кара Его? — раздался равнодушный голос дарэ Рантгтмарк а.
— Да, готов, — полноватый мужчина с щербатыми зубами, похожий на испуганного упитанного зайца, ещё и быстро закивал. Голос у него оказался высоким, почти женским, и неприятно резал уши, отчего некоторые в зале даже поморщились.
Дарэ Рантгтмарк кивнул на книгу, и священник начал читать текст стандартной в таких случаях клятвы. Я никогда раньше не слышала её вживую, но этот текст был мне известен всё равно. Как и, вероятно, всем присутствующим. Потому что и в газетах, и в литературе, его предпочитали не сокращать, чтобы не гневать бога.
— Я, Аккер, рождённый в Лесовках, и милостью Светлейшего принявший сан скромного лата, клянусь, что буду говорить правду, и ничего кроме правды, дабы не постигла меня кара Его! — быстро и почему-то очень громко проговорил священник.
— Да будет так! И да покроется язык твой язвами, если ты солжёшь, — усмехнулся дарэ Рантгтмарк. — В качестве обвинителя выступает Его Высочество Никлас Алгайский лично. Вашей защитой будет заниматься дарэ Бальтазар, выступающий как государственный защитник. Если у вас есть возможность вызвать для этой роли кого-то другого, рекомендую воспользоваться ею сейчас. Если кто-то из зала желает выступать защитником лата Аккера, и не является его коллегой, вы можете высказать это желание сейчас.
Священник быстро замотал головой, отчего складки его подбородка заколыхались. Из зала тоже никто не пожелал выступить против Его Высочества. Почему Никлас решил лично быть обвинителем? Что такого натворил этот серый, невзрачный человечек? Впрочем, я очень быстро получила ответ на свой вопрос:
— Вы обвиняетесь в пособничестве в покушении на Его Величество Олдарика lll, лат Аккер. Именно вы были тем человеком, к которому на исповедь пришёл личный дегустатор короля, и поведал, что мечтает избавиться от должности, потому что здоровье уже не то, и король вызывает в нём ярость своим дурным характером. Признаёте ли вы, что нарушили тайну исповеди, и передали эту информацию Первосвященнику, также известному как Асмунд Магни Талэк Хакон фир Гартмарк, четвертый сын дарэ Гартмарка, почтенного барона, ныне покойного?
Глава 27.2
—
Заговорил Никлас, и голос его звонко разнесся по всему залу суда.
— Обвиняемый, вас спросили не об этом. Нарушали ли вы тайну исповеди?
Тот потупился и посмотрел на свои стоптанные башмаки.
— Да, нарушал, — коротко ответил он. — Я рассказал о проблеме личного дегустатора Его Святейшеству.
Никлас вышел из-за своей трибуны, и прошёлся перед зрителями. Откуда за его спиной появился Чезаре, я не поняла вовсе, но что-то мне подсказывало, что это такой защитник, без которого защита нужна намного меньше.
— Расскажите, это нарушение было разовым, или запланированным? Дарэ Асмунд знал, чьим исповедником вы являетесь, не так ли?
— Да, знал, — буркнул лат себе под нос.
— Верно ли я понимаю, что, зная об этом, дарэ Асмунд просил вас рассказывать обо всём, что вы услышите на исповеди? — продолжал давить Никлас.
— Не обо всём! — ухватился за лазейку Аккер. — Только о том, что покажется мне подозрительным или нарушающим интересы короны. Я верный слуга Даланны, я ничего не знал о заговоре!
— Знали ли вы о заговоре, вас никто не спрашивал, — одёрнул его дарэ Рантгтмарк.
— По какому признаку вы выбирали информацию, которой делились с дарэ Асмундом? — продолжил забрасывать его вопросами принц.
— Ну, я думал, надо говорить, если он будет ругаться на короля. Или если будет сильно расстроен и хотеть всё бросить. А он только об этом и говорил, и работа ужасная, и живот болит, и язва беспокоит, и вообще так самому до могилы недалеко. Ныл и ныл. Ну я и… — лат вдруг покраснел, и замолчал, отводя взгляд.
Вперёд вышел Чезаре в личине Бальтазара, и ласково сказал:
— Помните о том, что признание вины смягчает любое наказание, дорогой лат Аккер. Просто расскажите нам, как всё было, ничего не утаив, и следствие обязательно пойдёт вам навстречу. Вы ведь и правда не сделали ничего дурного, лишь выполняли приказы, это входит в ваши обязанности.
Да, как я и думала. Этот «защитник» скорее помогал подсудимому быстрее себя утопить. Но нежно. Возможно, нежная рука в бархатной перчатке где-то в районе горла — и есть то, чего заслуживал этот человечек, но мне было его жаль. Вряд ли боязливый лат хоть какие-нибудь решения в своей жизни принимал сам, даже учиться ремеслу священнослужителя его, скорее всего, отправили родители, а он просто смирился с этим, и выполнял свою работу, как мог.
С другой стороны, разве за нежелание принимать решения не всегда наступает какая-нибудь ответственность? У лата точно наступила, хотел он того или нет. И, конечно, мягкий, обволакивающий голос Чезаре, лишь слегка изменённый иллюзией Бальтазара, подействовал и на него.
— Хорошо! Хорошо, я всё расскажу, как помню. Я не хочу, чтобы меня наказывали за то, что я просто выполнял распоряжения Его Святейшества, — быстро выговорил он, и бросил испуганный взгляд сначала на Чезаре, а потом на принца.