Жена офицера
Шрифт:
Алексей приложил голову к ее животу, но ребенку надоело «бушевать» и он успокоился.
— Тебе показалось. Спи.
Но она не спала, ждала, а когда вновь почувствовала сильные толчки, мужа уже не было. Он в это время стоял на строевом плацу, контролировал утреннюю физическую зарядку личного состава роты.
Настя весь день ощущала толчки ребенка, она с нетерпением ждала мужа, но как назло его все не было. Она не выдержала, вышла на улицу и медленно пошла по направлению к казармам в надежде встретить Алексея. На пол-пути остановилась. Ей стало стыдно, что солдаты увидят ее большой живот, и вернулась назад. Дома накрыла
Утром, после подъема, когда рота вышла на физическую зарядку, Соколов случайно увидел солдата с большим синяком под глазом. Он подозвал его к себе. Солдат, стоя перед командиром, старался не смотреть на него.
— Санинструктору показывал глаз?
Солдат отрицательно покачал головой. Соколов повел его к себе в кабинет. Проходя мимо дежурного, дал команду, чтобы к нему вызвали санинструктора. В ожидании санинструктора Соколов сел за стол, хмуро окинул взглядом солдата.
— Филоненко, кто тебя ударил?
— Никто, товарищ старший лейтенант, — не поднимая головы, быстро ответил гот.
— А синяк откуда?
— Утром бежал на зарядку, упал.
— Не стыдно обманывать?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я правду говорю.
По лицу Соколова пробежала улыбка. Другого ответа он и не ждал.
— Пошли, покажешь то место, где ты упал.
Соколов встал и, не глядя на солдата, вышел. Тот безропотно последовал за ним.
— Показывай, где упал. Только предупреждаю: не делай из меня дурака.
Филоненко замешкался. Соколов терпеливо ждал. Солдат, стоя с опущенной головой, не двигался с места.
— Хорошо, что у тебя совесть заговорила. Пошли.
Они вернулись в кабинет, вслед за ними вошел и санинструктор.
— Посмотри, что у него с глазом?
Младший сержант подошел к Филоненко и стал раздвигать опухшие веки. От боли солдат застонал.
— Товарищ старший лейтенант, надо его глазному врачу показать.
— Что, так серьезно? — обеспокоенно спросил Алексей.
— Как бы он глаза не лишился.
Соколов, словно ужаленный, вскочил.
— Быстро за машиной! — заорал он.
Сержант пулей выскочил из кабинета. Алексей подошел к солдату.
— Говори, кто тебя ударил?
Но Филоненко молчал. Соколов повторил свой вопрос, но солдат по-прежнему молчал. Это вывело ротного из терпения.
— Ты не строй из себя героя! Ты же без глаза останешься! Последний раз спрашиваю: кто ударил?
Но Филоненко словно в рот воды набрал. Через пять минут Соколов повез его в город. Он ехал и мучительно размышлял, почему до сих пор не может среди личного состава добиться твердой воинской дисциплины. Хотя командование полка его роту приводило в пример другим подразделениям как самую дисциплинированную, Соколов был недоволен своей работой. Солдаты изредка, но продолжали допускать нарушения.
В больнице врач, осмотрев солдата, хлопнул его по плечу.
— Ничего
— Скажите пожалуйста, — обратился Соколов к нему, — от падения можно получить такую травму?
Врач сначала не понял его вопроса, потом засмеялся.
— Наверное, доказывает, что упал? Так, вояка? — поворачиваясь к солдату, спросил он. — Я тоже служил в армии и все ваши байки по поводу падений знаю. Говори правду, тебе же лучше.
Филоненко, понурив голову, молчал.
По дороге обратно Соколов несколько раз пытался услышать от него, к то его ударил, но тот молчал, как партизан. Вернувшись, Соколов дал команду, чтобы построили всю роту. Все уже знали о случившемся и думали, что молодой солдат назвал того, кто его ударил. Сержант Байжигитов с напряжением ждал, когда командир роты назовет его фамилию, и заранее уже считал себя обреченным. Зная крутой характер ротного, понимал, что пощады от него не будет. То, что он ударил этого салагу, который плохо вымыл пол, видели многие солдаты, но за них он был спокоен, никто из них не выдал бы его.
Когда рота построилась, Соколов приказал выйти из строя рядовому Филоненко. Тот вышел, встал рядом с командиром и, не глядя на своих товарищей, опустил голову.
— Кто тебя ударил? — спросил Соколов.
Филоненко молчал.
— Этот вопрос я задавал ему неоднократно, но, как видите, он по-прежнему упорно молчит. Знаю, многие из вас в душе приветствуют его и солидарны с ним, особенно старослужащие. Если бы и я стоял, как вы, в строю, я тоже был бы с вами солидарен, таково наше примитивное солдатское мышление. Но я ваш командир, я не могу думать так, как вы. Я обязан разобраться в случившемся, провести служебное расследование и доложить по команде в полк. Поэтому обращаюсь к вам. Кто видел, как его били?
В казарме было тихо. Соколов хмуро окинул взглядом лица солдат.
— В нашей роте продолжают жить старые традиции: никто ничего не видит и не слышит. Вы не видели, когда вся рота напилась на Новый год. Среди вас не нашлось ни одного мужественного человека, который поднял бы тревогу и тем самым предотвратил бы беду и сохранил бы жизнь своих товарищей. Вы так же были слепы, когда матери падали у цинковых гробов своих сыновей. Считали и считаете за подлость выдать своего товарища. Тогда позвольте мне спросить: а каких товарищей? Вы что, опять хотите, чтобы вновь цинковые гробы уходили на вашу родину? Вот ему подбили глаз. Тот, кто ударил, наверное, физически сильнее его или сержант, на которого у него не поднимется рука. Он сегодня болен и на службу не заступит, но когда будет здоров и вместе с вами пойдет на службу, то пойдет с автоматом в руках. Как вы думаете, не возникнет ли у него желание отомстить своему обидчику? Я спрашиваю вас! — повышая голос, в упор заглядывая солдатам в глаза, спросил Соколов.
Солдаты, избегая взгляда командира, молчали. Большинство из них понимало, что ротный прав, и знали, кто ударил, но никто не в силах был указать на того, кто обидел молодого солдата.
Соколов, вплотную подходя к каждому, стал задавать один и тот же вопрос:
— Ты видел?
Ответ от каждого был один и тот же:
— Никак нет!
До сержанта Байжигитова он не дошел. Когда ротный повернулся и направился к Филоненко, сержант в душе облегченно вздохнул. Он почувствовал, что спина у него мокрая. Соколов подошел к Филоненко.