Жена палача
Шрифт:
Рейнар как-то странно взглянул на меня и тут же отвел глаза, сделал шаг по направлению ко мне и тут же остановился.
– Что ж, можете и не целовать, - сказала я медленно, внимательно наблюдая за ним. – Если вам это неприятно.
– Неприятно? Виоль, о чем вы? – пробормотал он хрипло и кашлянул, возвращая звучность голосу.
– Тогда всё замечательно, - сказала я и сама шагнула к нему.
Теперь мы стояли совсем рядом, и я погладила мужа по плечу – немного смущенно, осторожно, и приподняла подбородок, подставляя губы для поцелуя.
Рейнар наклонился
Сначала все начиналось так же, как ночью в майском лесу – наши губы соприкоснулись нежно, легко, но уже в следующую секунду муж одной рукой обнял меня за талию, крепко прижав к себе, а другую руку положил мне на затылок. И поцелуй перестал быть нежным – губы Рейнара терзали меня жарко, жадно… Он припал ко мне, как будто его мучила жажда, а я была тем самым источником, который мог утолить его жажду…
Да, это был настоящий поцелуй! Не прикосновение майского ветерка, а настоящая буря!..
Именно о такой буре я мечтала, когда стояла рядом с Рейнаром во время помолвки… И когда он приподнял мою фату во время венчания…
Но тогда это было невозможно, неприлично, слишком вызывающе – ведь на нас смотрело полгорода. Зато теперь мы были совершенно одни, и не надо было думать о приличиях, не надо было думать о ком-то, кроме нас…
Поцелуй распалял всё сильнее, заставлял забыть обо всем, кроме огненного наслаждения, охватившего все тело. Я привстала на цыпочки, чтобы быть ближе к Рейнару, и так же, как он, положила руку ему на затылок, зарывшись пальцами в непокорные пряди…
Всё закончилось стремительно, как и началось. Рейнар отстранился, удержав меня за плечи, когда я хотела опять приникнуть к нему.
– Не будем сходить с ума, Виоль, - произнес он тихо.
– Разве это называется сходить с ума? – ответила я так же тихо. – Мы ведь женаты…
– Идите спать, дорогая жена, - сказал он и улыбнулся, но улыбка получилась натянутой, да и сам он смотрел в сторону, словно что-то скрывал. – Я и правда очень устал. Пожалейте своего мужа.
Он взглянул на меня быстро, исподлобья, и я вздрогнула, будто меня пронзило молнией от макушки до пяток. В его глазах не было усталости. Они пылали, горели – дико, страстно, исступленно.
– Рейнар… - произнесла я и потянулась к нему, захваченная этим пламенем, который он зачем-то пытался от меня скрыть.
– Доброй ночи, - почти выкрикнул он и скрылся в комнате, где хранил травы.
Я осталась в коридоре одна и сначала хотела бежать за ним, стучать в дверь, требуя объяснений, но сделала пару шагов и опомнилась.
Виоль, не следует надоедать мужчине, если он уже дважды дал тебе понять, что хочет остаться один.
Но разве мои желания ничего не значат?..
От этой мысли мне стало стыдно, и я прижала ладони к вспыхнувшим щекам. Ты совсем забыла о чести и гордости, Виоль. Разве женщине пристало требовать любви от мужчины? Какое бесстыдство!.. Женщина не должна и думать о
Вернувшись в свою спальню, я легла в холодную постель и долго не могла уснуть, хотя до этого умудрилась задремать в кресле.
Поведение Рейнара было странным. Почему он уже вторую ночь спит один? Хочет, чтобы я привыкла к нему? Или в самом деле настолько устал? А может… у него никогда не было женщины, и он знает о том, что нужно делать в первую брачную ночь еще меньше, чем я?..
Я ворочалась с боку на бок, не зная, что предпринять, и уснула только под утро, а проснулась, когда солнце уже поднялось высоко в небо. Из кухни доносилось звяканье посуды, и когда я спустилась, то увидела Клодетт, которая размешивала длинной ложкой похлебку из пшена и щавеля.
– А Рейнар уехал, - сказала она. – Велел передать, что задержится до ночи, и вам не надо ждать его. Запирайте двери и ложитесь спать.
Весь длинный день я провела в доме палача одна, и к вечеру осмелилась заглянуть в комнату, где мой муж спал накануне.
В комнате всё было, как раньше – в шкафу стояли горшочки и банки с травами и целебными настоями, на столе в идеальном порядке располагались фарфоровые и каменные ступки, стояли миниатюрные жаровни и реторты, а у стены… у стены находилась кровать. И в изножье кровати стоял сундук. Я откинула крышку и обнаружила в нем мужскую одежду.
Мой муж переехал в эту комнату. Как будто решил жить здесь постоянно, не беспокоя меня.
Но зачем? Разве я что-то сделала не так?..
Сначала я думала написать тете, чтобы рассказать обо всем и спросить совета, но передумала. Мне все равно не с кем было отправить письмо – почтовые курьеры не заглядывали на рябиновый холм. Если я попрошу Рейнара отвезти письмо – вдруг он прочтет его? А передать с ним запечатанное письмо – значит, оскорбить. Можно передать письмо, когда тётушка пришлет мне необходимое по моему списку, но я не знала – случится это сегодня, или завтра, или дня через два…
Ночью я прождала мужа напрасно – он не пришел, а на следующий день лишь заглянул утром, переоделся, наскоро поел и опять уехал, отговорившись делами.
Пришла Клодетт и весело болтала, поджаривая курицу, но я отвечала рассеянно, почти не слыша её.
В обед я решила отправиться в Сартен, чтобы повидаться с тётей Аликс. К тому же, закончилась мука, и я хотела купить белого хлеба, а ещё – вяленой свинины, чтобы приготовить наваристый гороховый суп. Клодетт рассказывала, что Рейнар любит такой.
Мне не повезло – Дебора сказала, что тётя с дядей на пару дней выехали из города к целебным источникам, чтобы дядя мог отдохнуть на свежем воздухе. Я могла бы навестить Лилиану, но что-то удержало меня от подобного шага. Сердце подсказывало, что сестра не будет рада меня видеть. Оставив тёте короткую записку с просьбой навестить или прислать письмо, когда я смогу застать её дома, я пошла на рынок.
Суета столичного рынка немного развеяла меня. Я присматривалась к товару, слушала, как торговки и торговцы ругаются с покупателями о цене – как будто песни поют, и, наконец, добралась до хлебных рядов.