Жена русского пирата
Шрифт:
Вообще, у Дмитрия Гапоненко было три жизни: две — видимых глазу, одна — невидимая.
Первая жизнь — жизнь большевика Гапоненко, преданного делу партии выходца из простого народа. За пять лет, проведенных в Москве, он никого не обидел, не подсидел, ни на кого не написал жалобы или доноса, и тем не менее его боялись. Медленно, но уверенно он поднимался по служебной лестнице. Нисколько не беспокоясь о тех, кого он оставлял позади. Это был загадочный человек — вещь в себе у всех на виду…
Вторая жизнь — жизнь мужа и отца — была диаметрально противоположна первой, ибо в семье его никто не боялся. И меньше всех пятилетний Павлик. Дмитрий часами возился с сыном, не переставая удивляться чуду, которого в жизни прежде и не ждал: на его глазах рос человек, плоть
Почти с тем же удивлением он наблюдал за женой — в ней не осталось и следа простоватой, неуверенной в себе селянки. Она подмечала все нюансы быта в семьях его высокопоставленных коллег и незаметно для других перенимала их для себя, так что через некоторое время её нововведение таковым уже не казалось.
За пять лет она стала одним из лучших переводчиков Наркоминдела, а профессор-лингвист, обучавший её когда-то ещё на курсах иностранных языков, предложил Катерине заниматься наукой. Успехи, которых она достигла — восемь иностранных языков за пять лет, — нуждались в изучении и распространении приобретенных ею приемов среди других лингвистов.
Прежняя девическая смешливость Катерины, озорство и порывистость будто сгорели в камышах Азова вместе с цирковой кибиткой, и только постель превращала её в страстную, темпераментную жрицу любви. Этот контраст волновал Дмитрия тем больше, что такой знал её только он.
Третья жизнь Дмитрия Гапоненко, скрытая от посторонних глаз, никогда не прекращалась. Это была его внутренняя жизнь, та, о которой никто не догадывался. Он не знал немецкий язык так же блестяще, как его жена, но одну немецкую пословицу запомнил навечно: "Вас вессен цвай, кеннт дас швайн!" [31] .
31
Что знают двое, знает и свинья! (нем.)
Теперь Гапоненко из третьей жизни собирался изменить судьбу Гапоненко из первой жизни. Кое-кому он сделал одолжение, другому намекнул, третьему, самому честному, "признался" в своей мечте "делать настоящее дело", и вскоре ему предложили перейти работать в другое ведомство ОГПУ [32] . Скромное название управления, сменившего чересчур прямолинейную, жестокую, порой неразборчивую в средствах ВЧК [33] , скрывало огромные права и возможности, которыми могли пользоваться его сотрудники.
32
Объединенное государственное политическое управление
33
Всероссийская чрезвычайная комиссия
Это был очередной шаг на пути к его цели — большой, огромной власти, не той, которую дает непосредственное управление страной, а властью тайного правителя, человека-невидимки. Смог же он в свое время добиться на первый взгляд невозможного: создать под самым носом у властей собственную контрабандистскую империю!
Если бы кто из руководства Совнаркома подслушал его мысли — вот смеху-то было бы: наполеоновские планы у мелкого чиновника!
Гапоненко никогда не был прожектером и теперь свои планы отстроил на уязвимости многих членов большевистского правительства. Честных и бескорыстных среди них оказалось не очень много. В основном среди верхов царил настрой, который можно было выразить одним словом: "Дорвались!" Это вовсе не означало, что каждый из пришедших к большой власти тут же начинал обогащаться. Отнюдь. Но каждый начинал ею упиваться и доказывать своим друзьям, женам, любовницам, каким всемогущим стал их в прошлом гонимый, презираемый, недооцененный друг, муж или любовник… Власть оказалась лакмусовой бумажкой для выявления слабостей и скрытых пороков, и Дмитрий стал потихоньку записывать такие
Задумавшись, он не услышал, как стукнула входная дверь. Дмитрий не терпел, когда двери скрипят, первым делом их подгонял и смазывал, так что они, бесшумные, порой его самого заставали врасплох.
Катерина, однако, услышала и в прихожую выскочила. Евдокия Петровна, действительно, помявшись, предложила:
— Если что, Катерина Остаповна, скажите, я задержусь… А так — все на плите, приготовлено, укрыла как следует, разогревать не придется…
— Не беспокойтесь, идите, мужчин своих сама покормлю!
Домработница неслышно прикрыла за собой дверь. Павлик прижался к матери, помогавшей ему раздеваться.
— Папа дома! — утвердительно крикнул он, попутно пытаясь влезть в туфли отца.
— Ай донт ноу! [34] — подняла брови Катерина: она старалась, чтобы дома Павлик говорил на каком-то иностранном языке — он успешно осваивал английский, французский, немецкий.
— Дэди из хоум? [35] — покорно спросил сын, косясь на приоткрытую дверь: что же медлит его спаситель?!
34
Я не знаю! (англ.)
35
Папа дома? (англ.)
— Дома! — закричал Дмитрий, появляясь в дверном проеме с игрушечной шашкой в руке.
— Мой бледнолицый брат! — торжествующе завопил Павлик и с разбегу прыгнул на руки отцу.
Катерина с сожалением вздохнула: какие уж тут занятия! К счастью, Евдокия Петровна вполне прилично владела французским, так что на долю матери приходились немецкий и английский.
Как не похож был сейчас Дмитрий Гапоненко на сурового, безжалостного атамана, каким знали его товарищи по Азову! Он ползал с сыном по ковру своему пристрастию к коврам он не изменил и в Москве, — возил его на спине, гудел, хрюкал и ржал, в зависимости от того, какая роль ему отводилось.
Катерина не раз говорила, что по разговору между отцом и сыном ни за что не догадаешься, кто из них старше.
В вопросах воспитания Павлика и вообще в домашнем режиме главной была Катерина. Любящий отец оказался своему сыну негодным воспитателем: он жалел его так, как никого не жалел в жизни. У него даже сердце щемило, когда сын, отказываясь идти спать, начинал хлюпать носом. Но с матерью спорить было бесполезно, а Дмитрий робко пытался защитить любимца.
— Катюша, он же ещё маленький!
— Маленький, а ревет как большой… Ви шпэт ист эс? [36]
— Эс ист нойн ур [37] , - буркнул Павлик. И побрел в ванную комнату чистить зубы и умываться перед сном
— Я тебе такую сказку сегодня расскажу! — пообещал ему Дмитрий
— Правда? — глаза мальчонки заблестели от радости, и он помчался в ванную вприпрыжку.
Разрешение на сказку перед сном было небольшой уступкой Катерины. Ей и самой хотелось приласкать сына, расцеловать, побаловать, но она считала, что такое изнеженное воспитание окажет ему в предстоящем суровом будущем плохую службу. Неженка и маменькин сынок будет страдать больше других. Катерина даже подумывала о том, не записать ли сына в кружок фехтования при цирке — она прочла на столбе объявление. Кружок — вот она, примета новой жизни! — вела женщина…
36
Который час? (нем.)
37
Девять часов (нем.)