Жених для ящерицы
Шрифт:
– Как ты мне надоел, – прохрипел Степан, – житья от тебя нет. Что тебе от меня надо?
– Я глаз с тебя не спущу, запомни. Я буду везде. Я найду способ упрятать тебя подальше.
– Ты псих!
– Псих? А ты, значит, нормальный? – с усмешкой поинтересовался Тихомиров. Я без труда представила тяжелый взгляд зеленых глаз.
– Да в сравнении с тобой – я образец психического здоровья!
– Заткнись, совершенство. На твоем месте я бы поскорей отсюда смотался.
– Мне уже некуда бежать. Я уже прибежал, – устало произнес Степан,
Что происходит, черт возьми?
Я попятилась от забора, беззвучно, по газону, припустила назад. Опередив Диму на пару минут, забилась под одеяло и услышала, как на веранде скрипнул пол под тяжестью Тихомирова.
– Дима, – жалобным голоском позвала я, – ты где?
– Здесь, Витюша, я пить вставал.
– Мне страшно без тебя, – продолжала я спектакль.
– Я уже ложусь.
Дима обнял меня.
– Ой, какой холодный, – притворно удивилась я, – где ты был?
– Просто постоял на крыльце. – Тихомиров был само терпение и кротость.
– Что-то случилось?
– Нет, все хорошо.
Димины губы коснулись виска, мелкими поцелуями накрыли глаза, спустились к губам.
– Дим, ты любишь меня? – Я вся звенела от напряжения.
– Витюша, девочка моя, только тебя и любил всегда. Всегда. Понимаешь? Всегда.
– Как это – всегда? – не поверила я. Сердце оборвалось.
Димины глаза блестели в темноте, как у Триша или… нет, как у дикого зверя.
– Всегда. Как только увидел. И никогда не переставал любить. – Шепот Тихомирова перешел в прерывистое, хриплое дыхание.
– А жена?
– Не думай об этом.
– Совсем?
– Совсем. Иди ко мне.
Губы Тихомирова продолжили путешествие, и я задохнулась от страха, горечи и любви.
– Представляешь, ужас? – захлебываясь, верещала Дарья в трубку так, что я отвела аппарат от уха. – Андрей подцепил в саду ветрянку!
– Ну и чего ты паникуешь? Все дети болеют ветрянкой.
– Много ты знаешь. – Дарья одним махом разрушила мои теоретические познания. – Ни я, ни Зойка, ни Егор не болели в детстве ветрянкой!
– Ну, вы стали редким исключением, – промямлила я.
– Уже нет.
– Не поняла?
– Уже все сидим в оспе. Все святое семейство! – торжественно завершила Дарья.
– Как? И Егор?
– И Егор. Весь в зеленке, с температурой под сорок. Тяжелей всех переносит. Ведь спрашивала двести раз: болел или нет? Уверял, что болел всеми детскими болезнями. Оказывается, только ветрянкой и не болел. Ходят к нам теперь участковый терапевт и детский врач.
– Даш, может, что-нибудь надо? – вяло поинтересовалась я, готовясь к тому, что придется совершить подвиг во имя дружбы.
– Конечно!
И Дашка продиктовала список продуктов и лекарств, которые закончились в их лазарете.
Отложив роман (после бурного примирения у Франчески с Рэем дело двигалось к свадьбе), я быстро собралась и покинула дом.
Проторчав на остановке
– Ой, здравствуйте, – расстроилась я, но тут же передумала расстраиваться и вознамерилась воспользоваться случаем и узнать о таинственном соседе хоть немного больше того, что знаю. Я улыбнулась. – Отвезете?
– А вам куда?
Я невольно поежилась – нужна привычка, чтобы не вздрагивать от змеиного шипения, который заменяет Степану голос.
Все больше жалея, что это оказался именно Степан, назвала магазин недалеко от дома Вахрушевых. Сосед кивнул, и я неуклюже втиснулась в «девятку».
– Возьмите. – Я протянула Степану пятьдесят рублей.
– Не надо, – игнорируя полтинник, проворчал сосед.
Настаивать я не стала, спрятала деньги в кошелек и незаметно осмотрела салон.
В машине царил образцовый порядок (как дома), и мое мнение о соседе как о зануде окрепло. Но, несмотря на отполированную приборную панель, побывавшие в чистке чехлы и покачивающийся на зеркале озонатор в виде елки сюрреалистического лимонного цвета, в салоне стоял горьковатый запах замкнувшей проводки.
У меня к соседу было множество вопросов, но сосед не располагал к общению. Степан вез меня в полном молчании, не обменялся ни одной мыслью, даже погоду не обсудил для приличия, и вообще делал вид, что меня нет. Интервью отменялось.
На последнем перекрестке нас остановил гибэдэдэшник – чрезвычайно, исключительно редкое явление в Заречье, наверное, не хлебное место – Заречье, с точки зрения дорожной инспекции.
«Жигули» замерли у обочины.
Человек в форме козырнул и растерянно уставился на водителя.
«Ужасно, – с сочувствием подумала я о соседе, – такое лицо теперь во всех документах у него. Несчастный».
Степан потянулся к бардачку. Чужой запах, неуловимо присутствовавший в салоне машины, стал резче. Смесь табака, туалетной воды, свежего пота и оплавленных проводов.
Я вжалась в кресло, стараясь не мешать водителю, наблюдала, как Степан вынимает документы. Под ноги мне спланировала какая-то бумага.
– Выйдите, пожалуйста, из машины, – с профессиональной вежливостью предложил водителю младший лейтенант.
Степан с документами в руках выбрался из «жигулей», и мужчины отошли в сторону.
До магазина оставалось несколько минут езды – был смысл пройтись пешком и развеяться.
Выйти мешала бумажка под ногами. Я сложилась пополам и подцепила ее ногтем.
Дважды сложенный, стандартный машинописный лист смущал сходством с…
Не может быть!
Это было мое письмо… В смысле, письмо от анонима. Второе послание неизвестного отправителя. Желто-оранжевые прописные буквы.
«Ты сводишь меня с ума, – прочитала я, – я ненавижу всех мужчин, которые крутятся вокруг тебя…»