Женщина из шелкового мира
Шрифт:
— Подождите, пожалуйста.
Обернувшись, Мадина увидела мужчину, который показался ей родным братом Никиты — такой же элегантный, хорошо одетый, тщательно подстриженный. Разве что фигура не такая поджарая: когда он торопливо шел к лифту, то было заметно, что живот у него слегка подрагивает в такт быстрым шагам.
Вслед за ним шли еще двое мужчин, в которых даже Мадина со всей своей неопытностью распознала охранников. Но когда они хотели войти вслед за ним в лифт, он распорядился:
— Идите
При этом он улыбнулся так располагающе, что Мадина улыбнулась в ответ.
Двери закрылись. Лифт тронулся вверх так плавно, что движение его почти не чувствовалось. Мадина молчала, ее визави тоже. После первого доброжелательного взгляда он больше не смотрел ей в глаза и делал это как-то естественно, без усилия. Ясно было, что ему привычно не надоедать постороннему человеку даже случайным взглядом. У Мадины же такого навыка не было — она не знала, куда девать взгляд, и с некоторым напряжением разглядывала крупные кнопки этажей.
И вдруг, когда на табло уже промелькнула цифра 2, лифт остановился. Он замер так плавно и бесшумно, что Мадина даже не сразу это поняла. Тем более что и ее спутник не произнес ни слова — не сказал ничего такого, что всякий сказал бы в такой ситуации: «В чем дело? Вот тебе и здрасьте! Это как понимать?» — или еще что-нибудь подобное.
Через несколько секунд Мадина все же сообразила, что лифт стоит. Иначе они ведь уже доехали бы до третьего этажа.
— А что случилось? — спросила она.
Вопрос не отличался осмысленностью.
— Не знаю, — пожал плечами ее спутник.
Объяснять, что не знает этого потому, что не является лифтером, он не стал. Наверное, по той же причине, по которой Никита вчера не удивился Мадининому появлению. Ясно, что люди такого склада не привыкли тратить время и силы на пустые действия и разговоры.
Впрочем, тратить время на что-либо осмысленное в застывшем лифте не представлялось возможным. И Мадинин спутник произвел единственно возможное действие — нажал кнопку вызова диспетчера.
— Сколько будет стоять лифт? — поинтересовался он.
«Почему лифт вообще стоит, его не интересует», — подумала Мадина.
Она подумала об этом одобрительно. Ведь в самом деле, какое им могло быть дело до причин поломки?
— Ой, извините! — раздался из динамика растерянный и чуть не плачущий голос. — Мы сами не знаем, что случилось. Никогда у нас такого не было! Уже вызвали механика, потерпите минуточку, пожалуйста.
— Потерпим, куда деваться, — пожал плечами он. Телефон зазвонил у него в кармане. — Да, — сказал он в трубку. — Все в порядке. Ждите. Вы не курите? — обратился он к Мадине.
— Нет.
— Жаль.
— Почему? — удивилась она.
— Мы бы с вами пока покурили. Вентиляция, надеюсь,
— Так вы курите, пожалуйста, — улыбнулась Мадина. — Мне это нисколько не помешает.
— Правда? — обрадовался он. Но тут же покачал головой: — Нет, не буду. Неужели я похож на человека, невоспитанного до такой степени, что он курит в лифте при некурящей даме?
— Не до такой степени, — сказала Мадина. — То есть, я хотела сказать, совсем не похожи!
От этой ее оговорки и от ее смущения оба улыбнулись.
— Вы торопитесь? — спросил он.
— Вообще-то да, — ответила Мадина. — Но, думаю, человек, к которому я иду, меня извинит.
— Смотря зачем вы к нему идете.
— Устраиваться на работу. Но он сам предложил мне прийти, и мы с ним раньше были знакомы… Не по работе, а просто так. Мы с ним довольно непринужденно общались.
— Не придавайте этому значения.
Он коротко, почти незаметно улыбнулся. Мадине показалось, в этой его улыбке было понимание чего-то такого, чего она не то чтобы не способна понять, но просто еще не знает.
— Почему? — спросила она.
Ей интересно было узнать, почему не надо придавать значения такой важной вещи, как непринужденное общение.
— Потому что, если он предложил вам работу, вы с ним вступаете совсем в другие отношения. В них есть определенная субординация. И если вы этого сразу же не поймете, то недолго у него проработаете.
Конечно, он был прав. Но от его правоты Мадине стало не по себе. Она впервые подумала о том, что, в сущности, совсем не знает Никиту, и что он за начальник, понятия не имеет, и чем ей предстоит у него заниматься, и даже чем он сам занимается… Она вдруг показалась себе абсолютной дурой, которая понадеялась непонятно на что и непонятно на каком основании, да еще пришла от этой призрачной надежды в состояние глупейшего воодушевления.
— Я испортил вам настроение, — сказал ее спутник.
В его голосе прозвучали сокрушенные нотки.
— Да нет… — промямлила Мадина.
— Не нет, а да.
— Нет, с чего вы взяли? — сказала она немного тверже.
— У вас глаза изменились. И все лицо.
— Как это?
Теперь Мадина расслышала в собственном голосе удивление.
— Очень заметно. Глаза у вас блестели. Это было красиво. И все лицо от этого как-то даже светилось. А теперь и глаза не блестят, и лицо грустное стало, — расстроенно добавил он.