Женщина из шелкового мира
Шрифт:
«А ведь это она и есть! — подумала Мадина. — Перемена участи. Перемена жизни. Да, это странно. Но, значит, моя жизнь будет теперь странной. Она долго была у меня отчетливой и ясной, а теперь вот, значит, будет совсем другой. Кто сказал, что это плохо?»
Московские крыши, казалось, говорили ей что-то в ответ, и между собою они разговаривали на разные голоса, и было в этом их разговоре такое волшебное обещание, что Мадина зажмурилась от предчувствия своего необычайного будущего.
Кофе, который она поставила на плиту, незаметно поднялся и чуть не пролился;
Аркадий никогда не открывал дверь своими ключами — всегда звонил внизу, предоставляя Мадине открыть самой. Возможно, в этом проявлялась его тактичность, но ей казалось, что он поступает так из каких-то иных соображений. А просто так, вообще без каких бы то ни было соображений, он не делал ничего.
На маленьком экране, установленном у двери, лицо его выглядело перекошенным. Хотя на самом деле у него было приятное лицо — с немного размытым от возраста, но не оплывшим, а мягким и от этого каким-то располагающим контуром, с очень близко, почти возле самого носа поставленными глазами, в которых всегда сохранялось внимательное выражение.
Мадина нажала на кнопку, открывающую дверь подъезда, отперла дверь в квартиру и, оставив ее приоткрытой, ушла обратно к столику. Она не любила остывший кофе.
— Здравствуй, дорогая, — сказал Аркадий, входя. — Ну как, собралась?
— Да, — кивнула Мадина. — Допью кофе, и можем ехать.
— Налей и мне. — Не снимая плащ, он присел на стул рядом с нею. — Дождь на улице.
— Да.
— В дорогу хорошо.
— Да.
Мадину не угнетал такой односложный и бессодержательный обмен словами. Она чувствовала себя с Аркадием непринужденно. Это с самого начала было так, не изменилось и за те три месяца, что они были вместе.
Кофе они выпили одновременно. Пока Мадина мыла свою чашку, Аркадий перевернул свою на блюдце.
— Давай помою.
Она протянула руку. Аркадий не ответил — разглядывал кофейные узоры. Его погруженность в это занятие могла показаться странной, потому что Мадина уже знала, что ни в какие знаки судьбы он не верит. Но странной ей такая погруженность не казалась, потому что она уже знала про него и другое: он всегда полностью погружался в то, чем занимался в данную минуту, пусть даже это занятие являлось для него совершенно пустяковым.
Он просто не мог думать о двух вещах одновременно. Мадина даже удивлялась, как он при этом занимается бизнесом, и бизнесом огромным, успешным. Но, возможно, в деловой сфере своей жизни он думал каким-нибудь другим способом.
— Все. — Аркадий поднялся и подал чашечку Мадине; она быстро ополоснула ее. — Летим.
Это была долгожданная поездка. Кажется, и для Аркадия долгожданная, потому что он никак не мог найти для нее сколько-нибудь длительный перерыв в своих делах, и вот наконец нашел. А уж для Мадины тем более. Они летели в Париж, а она принадлежала к тем людям, для которых это слово было главным символом мечты.
Из-за того что опасались пробок, в Шереметьево приехали слишком рано. Но сразу прошли
— Ты много бывал в Париже? — спросила она у Аркадия.
Сидя на диване, он изучал коричневую вкладку в какую-то толстую газету. Наверное, вкладка была о бизнесе, потому что в основном состояла из таблиц и цифр.
Услышав Мадинин вопрос, Аркадий оторвался от газеты.
— В Париже? Нет, не много. Раза два был, кажется. И то по делам.
— Но почему? — удивилась Мадина.
— Не знаю, — пожал плечами он. — Мне нравится Лондон, туда часто езжу. Тоже в основном по делам, конечно, но всегда задерживаюсь подольше. А Париж меня никогда не привлекал.
— Почему же ты мне не сказал? — укоризненно заметила она. — Получается, мы только из-за меня летим.
— Ну и что? — Аркадий улыбнулся. — Мне доставляет удовольствие сделать что-то приятное для тебя. Слетать ради этого в Париж — не самое большое затруднение, Мадо, поверь. Правда, показать его тебе как следует я не смогу, потому что сам его не знаю. Но мы возьмем хорошего гида.
— Не надо гида, — отказалась Мадина. — Я сама погуляю.
Она так много читала о Париже, особенно после того, как Аркадий спросил, куда она хотела бы съездить, и заверил, что выполнит ее желание обязательно, — что ей казалось теперь, она может гулять по этому городу с закрытыми глазами. Правда, гулять по нему с закрытыми глазами ей, конечно, совсем не хотелось.
Она сидела на мягком диване в VIP-зале, пила мартини и предвкушала Париж. И все это очень ей нравилось. И взгляды Аркадия, который отложил газету и, не донимая Мадину разговорами, то и дело все же на нее посматривал, — нравились ей тоже.
В общем-то ей все нравилось в нем. А что не нравилось, точнее, не вызывало особенного воодушевления, то по крайней мере не раздражало. За три месяца не было ни одной встречи с ним, которая была бы для нее тягостна.
И первая ночь не оказалась исключением.
В тот день, когда Аркадий Андреевич сделал ей свое ошеломительное предложение, Мадина не уехала в Бегичево. Почему — она и сама не объяснила бы, во всяком случае, внятными словами. Она позвонила родителям, сказала, что нашла в Москве хорошую работу, что скоро приедет за вещами и расскажет подробности… При этом разговоре ей приходилось стараться, чтобы ее голос звучал непринужденно и мама не встревожилась бы.
Неотделанная квартира казалась кромешно пустой только на первый взгляд. При более внимательном изучении за одним из ее причудливых поворотов обнаружилась мебель: приземистая, на восточный лад тахта, электроплитка, офисный стул. Понятно было, что все это свезли сюда без разбору, видимо, на время предстоящего ремонта. Вода и тепло тоже имелись.