Женщина нашего времени
Шрифт:
Мисс Пейдж, вероятно, сможет встретить их в школе. Так и договорились. Линда подошла к телефону и пробормотала несколько слов Ронни для подтверждения того, что она действительно находится в безопасности. Харриет приняла благодарности миссис Харпер и мисс Пейдж и повесила трубку. Как только трубка вернулась на свое место, Линда набросилась на Харриет.
— Я не поеду. Вы не сможете меня заставить. Все это отвратительно, вы ведь не знаете.
Слова вылетали с дрожью, яростью и слезами. Она резко повернулась, пытаясь стукнуть Харриет кулаком, но Харриет перехватила ее руку, и все
Робин был раздражен, обеспокоен и рассержен. Между ними был рыдающий ребенок. Харриет вздохнула.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
В его устах «Линда» прозвучало как деловое решение, которое следовало быстро принять перед тем, как перейти к следующему пункту повестки дня. Харриет почувствовала, что она смотрит на него почти с неприязнью. Она подняла руку, чтобы прикоснуться к тонким прямым волосам Линды и вынула крошечную веточку, которая запуталась в них.
— Я собираюсь уложить ее спать, а утром посмотреть, захочет ли она говорить. Потом я отвезу ее назад в школу.
Линда отскочила от нее. Она замешкалась, пытаясь сообразить, куда бежать, а затем стремительно бросилась мимо Робина по направлению к двери. Робин поймал ее не слишком нежно, и Линда выбросила ногу в школьном ботинке с круглым носком и ударила его в голень. Робин выругался.
— Ты не можешь убежать отсюда, Линда. Где ты остановишься, если ты это сделаешь? — спросила Харриет.
— И ты также не должна бить людей, которые стараются тебе помочь, — сказал сквозь зубы Робин.
— Это вы-то? — спросила Линда. — А я и не заметила.
— Робин, — быстро сказала Харриет, — почему ты не едешь домой? Я позвоню тебе завтра.
Робин помедлил, не желая уступать. Он строил другие планы на остаток ночи. Но он понял, что альтернативы здесь не было, и отступил достаточно деликатно. Он пересек комнату и, подойдя к тому месту, где стояла Харриет, поцеловал ее. Харриет оставалась неподвижной.
— Я ухожу, — сказал Робин.
Когда они остались одни, Линда опустила голову, чтобы не встречаться глазами с Харриет.
— Извините, — пробормотала она, — вы хотели лечь с ним спать и не смогли из-за того, что я осталась здесь?
Харриет не стала отвечать, независимо от того, был это вызов или прямой вопрос. Она проигнорировала его и снова обняла ее за плечи.
— Линда, что ты на самом деле хочешь?
Сначала она молчала. А затем тронувшим Харриет голосом, наполненным гневом и бравадой, Линда призналась:
— Я хочу вернуться в Лос-Анджелес к своей маме.
— Когда ты это сможешь?
— В летние каникулы.
— До них не очень долго.
— Это недели, — это прозвучало, как крик отчаяния, — и я должна буду вернуться назад, когда они закончатся. Вернуться в проклятый Сент-Бриджид и Литтл-Шелли к Ронни. Мой папа хочет, чтобы я выросла англичанкой. Чтобы я имела английское образование.
— Твой папа британец. И он любит тебя, ты это знаешь.
— Да уж. Если бы не любил, он бы, конечно, не интересовался, где я и какая я. К тому же, маму устраивает, что я здесь. Она занята,
Харриет не слишком понравилось, как она сказала о матери. Она еще подумала, что Линда Дженсен, хотя она и пишет письма, создающие впечатление, что она едва умеет писать и читать, совсем неглупая девочка. Она приподняла голову ребенка так, чтобы та могла смотреть на нее. Лицо Линды было белым под слоем пыли от живой изгороди и грязными подтеками от слез.
— Разве тебе не нравится Ронни? И Литтл-Шелли?
— С Ронни все в порядке. А вы ведь видели Литтл-Шелли, не так ли?
— Да, видела, — и они обе рассмеялись.
— Сейчас пора ложиться спать, Линда.
Харриет оставила ее и пошла взять постельное белье. Она разложила диван-кровать в гостиной и начала быстро стелить постель. Линда наблюдала за ней.
— А где ваша спальня?
— Ниже этой комнаты.
— А не могу ли я лечь спать вместе с вами? — Линда вдруг стала значительно младше своих лет.
Харриет улыбнулась ей.
— Там только одна кровать. И я лягаюсь.
— Я думаю, что его вы не лягаете.
— Это не твое дело.
Харриет стало интересно, все ли дети меняются с такой калейдоскопической быстротой.
— Я знаю, как это бывает.
— Я уверена, что ты знаешь, Линда, но есть разница между знать и понимать.
— А какую паршивую шуточку выдал мой папа?
— Мне нравится твой папа.
«Нравится». Харриет вспомнила орхидеи, которые сбрасывали свои лепестки, похожие на кусочки высохшей кожи, ей на стол. И она понимала, что любить Каспара Дженсена — это почти то же самое, что и любить королеву Елизавету Вторую. Это уйдет, какими бы ни были ее чувства.
— Пошли, Линда. Я найду тебе зубную щетку и рубашку, в которой ты будешь спать.
В постели, среди больших подушек, Линда выглядела совсем маленькой.
— Я не смогу заснуть, — заявила она.
— Если я понадоблюсь тебе ночью, ты можешь позвать меня, и я приду, — пообещала Харриет, которая ненавидела, когда перебивают ее сон.
Она с новой стороны посмотрела на Дженни и ее детей.
Однако когда Харриет заглянула в комнату после того, как сама подготовилась ко сну, Линда уже спала, лежа в том же положении, как и тогда, когда Харриет оставила ее. Харриет стояла и смотрела на видимую половину ее гладкого лица. Она могла бы наклониться и поцеловать ее в щеку, что она и решила про себя, но потом подумала, что это бодрствующей Линде требуется любовь, а делать такой жест при спящей Линде, которая не является ее ребенком, будет слишком уж сентиментально. Харриет тихо закрыла дверь и пошла в свою спальню. Ночью ее никто не потревожил.
Утром, когда Линда ела завтрак, а Харриет делала необходимые телефонные звонки для того, чтобы перестроить свое утро, они почти не разговаривали. Линда выглядела упрямой, а Харриет не обращала на нее внимания. И только тогда, когда Харриет взяла жакет и сумку и протянула Линде ее темно-бордовый вязаный джемпер, чтобы она надела его, Линда поняла, что, действительно, отсрочки приговора не будет.
— Пожалуйста, Харриет, — умоляла она, — можно я останусь здесь, с вами? Я буду хорошей. Я могу быть хорошей, вы же знаете.