Женщина нашего времени
Шрифт:
Робин снял с себя одежду, галстук-бабочку, плиссированную рубашку, шелковый пояс и аккуратно их сложил. Потом, когда они оба были раздеты, он положил свои руки на ее бедра и поднял ее перед собой. Ее ноги обвили его талию, а голова упала вперед, крылья ее волос, как перья, покрыли его кожу.
Но теперь холоден был Робин. Он жаждал ее и наслаждался высокой степенью своего самообладания. Он изогнул ее спину, ее голова упала вниз, подставляя шею для его губ. Он слоями снимал показанное ею на вечеринке хладнокровие до тех пор, пока не завладел ею сам, а она покорно
— Пожалуйста, пожалуйста.
Это очень возбуждало. И Робин, когда кончил, тоже, в свою очередь, сдался.
— Я люблю тебя, — закричал он. — Я люблю тебя, я люблю тебя.
Харриет положила свои руки на его уши, баюкая его голову, и он слышал слова, спрятанные, как в капкане, внутри его головы.
После этого они тихо лежали, касаясь друг друга щеками.
— Хорошо? — прошептал Робин.
Все ее мышцы были расслаблены, она улыбалась, забавляясь его мальчишеством после работы взрослого мужчины. Она ощущала необыкновенное тепло, желание заснуть и комфорт.
— Ты ждешь комплиментов?
Он смутился.
— Конечно, нет.
— Тогда не хорошо. Удивительно.
Он был похож на маленького мальчика, выигравшего приз. Они заснули сразу, обнимая друг друга руками.
Когда он проснулся, в углах комнаты становилось все светлее. Робин лежал, прижавшись губами к голому плечу Харриет, и размышлял о своем счастье. Он и раньше достигал своих целей, но сейчас он чувствовал, что это был его наивысший успех. Ему было несвойственно испытывать последующие приступы страха, и, когда он наступил сейчас, он был сильным до тошноты. Если бы он не смог обладать ею… Робин сел, спустив ноги с постели. Потом подошел к окну и отдернул шторы, чтобы посмотреть на иней в саду.
Когда он снова повернулся к комнате и увидел, что Харриет все еще спит под своим покрывалом, он еще более укрепился в своей уверенности.
Робин поднялся наверх и, тихо насвистывая на кухне, вскипятил чайник. Потом поставил чайный поднос. Через сад между черными ветками кустов он видел огни рождественской елки, мерцающей в чьем-то окне. Он приготовил чай, получая удовольствие от тишины на кухне, а потом отнес поднос вниз к Харриет.
— Просыпайся. Сегодня сочельник.
Она была сонной, сжимала и разжимала пальцы.
— Который час?
— Поздно, — он протянул ей чашку. — Попей чаю, и мы пойдем по магазинам.
— Что мы будем покупать?
— Я бы хотел купить тебе все. Меха, драгоценности, шелка. Картины, фарфор и золото.
Харриет рассмеялась.
— Ты сделаешь меня содержанкой. Наложницей.
— Моей наложницей.
Он дотронулся кончиком пальца до теплой ямки в начале ее шеи.
— Для начала я собираюсь купить тебе что-нибудь на это место.
Харриет взглянула на маленькие часы возле кровати, потом подняла руку и обняла его за шею.
— У нас еще масса времени, — прошептала она, — по крайней мере, шесть часов хождения по магазинам до наступления Рождества.
В угасающей свете короткого дня, когда последние покупатели уже спешили из магазинов со своими сделанными в последнюю минуту покупками,
И там, среди огня и льда, выставленного для их восхищения на черном бархате, он выбрал бриллиант, ограненный как слеза. Он застегнул колье, надев его на шею, и камень лег в ямку. Харриет выглядела пораженной.
3
Фешенебельный магазин галантерейных изделий и подарков в лондонском Уэст-Энде.
— Тебе нравится?
— Это прекрасно.
Он поцеловал ее.
— Это только начало. Счастливого Рождества.
— Робин, я…
Она не знала, как она собирается протестовать, но он ее остановил.
— Не надо. Я просто хотел купить тебе подарок.
Казалось, было бы низко пробормотать: «Я не могу принять этого, я не должна». Бриллиант согревал ее кожу.
— Спасибо, — прошептала она.
Робин заплатил, наверное, немыслимую сумму без видимых усилий. Продавец взял один из своих пластиковых прямоугольников, вышел с ним, улыбаясь, и Харриет получила бриллиант.
Они вышли из магазина на сине-серый свет, а Харриет держала руку на шее, как бы защищая себя. Роскошные витрины магазинов еще посылали свои соблазнительные приглашения, однако день уже почти закончился.
Улицы скоро опустеют, и все люди закроют за собой двери, приступая к рождественским ритуалам. Через три дня дремота закончится внезапным пиком покупательской активности. Харриет была взволнована своим счастьем и не хотела отпускать Робина домой к старшим Лендуитам. А сама она собиралась на Сандерленд-авеню. В это время Кэт, наверное, раскраснелась в пылу приготовлений. Харриет взяла Робина под руку.
— Давай прогуляемся, хоть полчаса.
Они прошли вниз по Бонд-стрит, пересекли Пикадилли и вошли в Грин-парк. Было холодно, из-за влажного воздуха вокруг уличных фонарей образовалось зеленоватое сияние. Темнота деревьев создавала впечатление их плоскостности, делала их менее материальными, чем клубы пара, которые, гуляя, выдыхали Робин и Харриет. Харриет чувствовала теплоту тела Робина через ткань его тяжелого пальто. Он держал ее руку в своем кармане, подстраивая длину своего шага к ее шагам.
— Харриет, ты переедешь, чтобы жить со мной?
— О, Робин. Это за бриллиант?
— Нет. Бриллиант — это просто подарок.
— Я не могу. Я жила с Лео очень долго. Я больше не хочу жить ни с кем. — И через секунду она добавила: — Даже с тобой.
Он сжал ее пальцы.
— И на том спасибо. Но не надейся, что я прекращу просить тебя об этом.
«Это замечательно — быть любимой, — подумала Харриет, — быть настолько любимой и уговариваемой с помощью бриллиантов». Не делает ли она ошибки, решив отвергнуть это.