Женщина, потерявшая себя
Шрифт:
— Что такое, Пепе? — спросила Рита, меняясь в лице.
— Та девушка из Манилы — Конни Эскобар, — она здесь на балконе и хочет видеть меня.
Он рассказал Рите о своих сегодняшних посетителях.
— Пепе, ты никуда не пойдешь!
— Я должен был встретиться с ней после обеда, но трусливо сбежал. Должен же я хотя бы извиниться перед ней?
— То есть ты все же хочешь встретиться с ней? Не делай этого!
— Чего ты так волнуешься? Это мой профессиональный долг.
—
— Послушай, Рита, я не младенец и знаю, что мне делать.
— Ладно, иди! Иди, если ты такой осел!
— Э, да наши голубки ссорятся! — сказал подошедший Пако.
— В чем дело? Что случилось? — спросила Мэри.
— Конни Эскобар, — сказал Пепе, поднимаясь. — Она на балконе. Хочет меня видеть.
— Вот и прекрасно, — сказал Пако. — Пригласи ее сюда. И скажи, чтобы прихватила свою старуху — она тоже торчала здесь весь вечер и строила глазки. Эй, Мэри, играют румбу, пошли!
— Пепе, если ты не вернешься через пять минут, я уеду домой, — сказала Рита.
На полутемном балконе, где стоявшие в беспорядке стулья, казалось, хранили скуку уже ушедших англичан, одиноко сидела Конни Эскобар в черной шляпке и мехах; жемчужное ожерелье тихо звякало о полупустой бокал; слабый свет освещал голое плечо, с которого соскользнул мех. Когда он подошел и она подняла голову, он отчетливо увидел, что у нее измученное лицо еще совсем юной девушки, маска развязности, которую она надела сегодня утром, исчезла.
Она сказала:
— Я так долго ждала вас сегодня…
— Неужели вы всерьез думали, что я приду? — насмешливо спросил он.
Мука на ее лице сменилась удивлением.
— Как вы узнали, что я здесь? — спросил он.
— Я приходила к вам еще раз. Там был только ваш слуга, и он… Но почему вы не садитесь?
— Я не могу задерживаться. Мне жаль, что вам пришлось ждать.
— Сегодня к вам приходила моя мать.
У него покраснели уши. Итак, история приобретала огласку.
— Вы здорово повеселились за мой счет сегодня утром, — холодно сказал он.
— Как вы могли поверить ей!
— Как я мог хоть на минуту поверить вам!
— Но я говорила правду. То есть, конечно, не только правду, но я не лгала, когда сказала вам, что у меня…
— Не стоит повторять эту чушь.
— Но вы должны поверить мне. Пожалуйста! Я ведь уже сказала — от этого зависит моя жизнь. Я в отчаянии. Вы знаете, я весь вечер ходила взад и вперед по этому переулку и не могла войти — мама была здесь. Весь вечер я мерзла на улице ради того, чтобы увидеть вас. Разве это похоже на розыгрыш?
— Да, похоже! — крикнул он. — Вы же знаете, я ветеринар, занимаюсь лошадьми. Скажите же, почему вы так стремитесь встретиться со мной? Вы что,
Она сжалась в комочек. Глаза ее округлились, рот широко раскрылся. Затем она быстро вскочила на ноги, схватила перчатки и сумочку. Лицо ее окаменело.
— Пожалуйста, извините меня, — неожиданно спокойно сказала она, глядя в сторону. — Больше я не побеспокою вас, доктор. Прощайте.
— Куда вы? — беспомощно спросил он.
Она на секунду подняла глаза, и он понял, что она хотела сказать этим взглядом.
— Минутку! — воскликнул он в отчаянии. — Если вы хотите поговорить со мной, будь по-вашему, но я должен предупредить моих друзей. Вы подождете меня здесь? Сядьте и допейте ваше виски.
Он взял ее за руку и усадил за стол. Она не сопротивлялась.
— Я вернусь через минуту, — сказал он, вытирая платком взмокший лоб.
Вся компания уже поднималась на балкон, Пако был в отличном настроении и напевал марш, заставляя девушек шагать в такт.
— Пора двигаться, — сказала Мэри. — А то мы не успеем на последний паром.
— Пристраивайся в затылок, дружище, пристраивайся в затылок! — заорал Пако.
— Я остаюсь, — сказал Пепе.
— Почему? — спросила Рита.
— Мне надо с ней поговорить.
— Вот это да! — выдохнул Пако.
— Рита, завтра я тебе все объясню. Поезжай на моей машине. Я провожу вас до двери.
Проходя по балкону, они даже не взглянули в сторону Конни — она одиноко сидела за своим столиком, опустив голову. Наверху, там, где кончалась лестница, призрачной глыбой льда мерцала в лунном свете призма вестибюля и две кошки, в ярости застывшие друг против друга, казалось, вмерзли в ледяную толщу. Выйдя на улицу, Пако пустился в пляс, пока Мэри и Рита завязывали шарфы. Пепе тронул Риту за руку:
— Я позвоню тебе завтра утром.
— Оставьте меня в покое, Пепе Монсон!
Когда он вернулся на балкон, там никого не было — даже ее бокал исчез со стола. Он секунду постоял, потом глянул через перила вниз. Оркестр играл быстрый буги, и Конни Эскобар лихо отплясывала с дирижером в кругу восхищенных зрителей, подбадривавших их криками. Она сняла шляпку и меха и, трясясь от смеха, танцевала в красном коротком платье. Ее голова была самозабвенно откинута, волосы развевались, а юные глаза светились ничем не омраченной радостью.