Женщина за стеной. Лирика

Ваншенкин Константин Яковлевич

Однополчанин

Стоял он в трусах, Могуч, одноног, Как гриб, что в лесах Возрос, одинок. Из дальних годов Смотрел он на нас. — Да ты не готов!.. — Оденусь сейчас… Держась за косяк — Нога-то одна, — Вмиг, так или сяк, Он был у окна. А там кителёк В наградах уже… За ним — фитилёк Дрожит в блиндаже. Деревня горит, Дорога в пыли… — Ну, что ж, — говорит, Пожалуй, пошли? Несложный процесс, Сказал не шутя, — Приладить протез. Была

бы культя. 1988

Генеральный конструктор

Для важных дел, Что не видны, Пришёл в отдел В конце войны. Пришёл в КБ — Его рычаг — Ещё в х/б И в кирзачах. Башкой силён, В работе злой, Оставил он Культурный слой И в кабинете, И в толпе. И на планете, И т. п. 1988

План о грузинском футболе

Много лет назад Пожелал начаться Тот чемпионат, Где блистал Пайчадзе. Нет, не громких слов Ждали от тбилисца, А ушат голов Должен был пролиться. Молод и умён, Был он полон светом, И каскад имён Низвергался следом. Всех не перечесть Из прошедшей были. Мужество и честь Свойственны им были. Групповой портрет С отсветом утраты. Каждый здесь — атлет. Все почти — усаты. За красивый гол Сколько их ни тискай, Где тот склон и дол И футбол грузинский?.. 1988

"На акватории рижской…"

На акватории рижской, Словно поднявшись со дна, Мачта тонюсенькой риской В зыбком просторе видна. Мачта рыбацкого судна Или каких субмарин. В море пустынно и скудно, Марево как стеарин. Редкую эту примету Всячески пестует взгляд. Но чуть отвлёкся — и нету. Воды безлюдием злят. Впрочем, сидел бы я в нише, Воспоминания стриг, Если б не этот — возникший И потерявшийся штрих. 1988

4

"Не имея бумаги…"

Не имея бумаги, Вряд ли ищут чернила. А лишившись отваги, Взглядом рыщут уныло. За оградой — дорога, Да закрыта калитка… Потерявшему Бога Не нужна и молитва. 1989

"На голодной планете…"

На голодной планете, Сладкой рифмы отведав, Всяк имел на примете Милых сердцу поэтов. Чтобы выплакать душу По холодному полю, Была мода на Ксюшу, Стала мода на Колю. И не только на строки, Порождавшие отклик. На иные уроки — На судьбу и на облик. Не к эстраде и сцене — К настоящему горю. Была мода на Женю, Стала слава на Борю. 1989

Нищие

Доносятся обрывки фраз. Но — странно! — что б вы ни сказали, Всё это было много раз, Замешенное на скандале. Пусть вам не нужен посошок, Вы всё же несомненный нищий, Что давится, раскрыв мешок, Засохшею духовной пищей. 1989

Оратор

Элегантен, тщательнейше выбрит, Болтунов былых от плоти плоть. Он, как прежде,

на трибуну выпрет И пошёл без устали молоть. Не прими за чистую монету Мелкую словесную лузгу. Ничего в действительности нету В этом гладковыбритом мозгу. 1989

Лауреат

Тут премия на вас упала, словно манна, И хоть во всём другом вы вовсе не слепой, Вы стали утверждать в пылу самообмана, Что это нынче к вам пришло само собой. Пришло само собой, и вы небрежно-рады. Спокойны и горды, что видно по всему… Но домогаться так настойчиво награды — Как поздравленья слать себе же самому. 1989

Глухомань

Здесь рыбы полно От ряби по дно В холодных озёрах. Здесь дело, оно Со словом — одно И дремлет во взорах. Здесь неба холсты Сквозят с высоты В заросший овражек. Здесь бабы просты, Да больно толсты От ряшек до ляжек. 1989

"Сколько пили с Яном…"

Сколько пили с Яном В разные года, Не видал я пьяным Яна никогда От вина, положим, И не от вина. Ведь любым прохожим Жизнь его видна — Чукчам ли, рижанам… Где б он ни бывал, Общим обожаньем Били наповал. Улыбалась Ялта, Скрытно взор скосив: — Посмотрите, Ян-то Как у нас красив! И сквозь всё сквозь это Шёл он налегке… Ну, а то, что спето, Слышно вдалеке. 1990

"Не ударьте в грязь лицом…"

Не ударьте в грязь лицом При всеобщем дефиците И лужок перед крыльцом Непременно докосите. Не спеша, наоборот. Это будет вам отрадой. Докосите до ворот, А потом и за оградой. Видя в небе некий знак, В поздние писали годы Тютчев, Фет и Пастернак И, конечно, также Гёте. Проповедуйте добро, Не страшась, до самой смерти. Уронить из рук перо Вы успеете, поверьте. 1990

"Сказали: — Пора прощаться…"

Сказали: — Пора прощаться! И в хлынувшей тишине Печально друзья стояли, С ним словно наедине. А женщины, провожая Поэта в последний путь, Отталкивая друг друга, Валились ему на грудь. 1990

Баллада о двух составах

…И различил на путях, Глядя вперёд отрешённо, Слабо дрожащий впотьмах Свет хвостового вагона. Кто-то оставил состав, Как оставляют телегу В поле, беспечно устав И приготовясь к ночлегу. Разные есть рубежи. Внемля смертельному свисту, Крикнул помощник: — Держи! — Тут своему машинисту. Это на их языке «Затормози!» — означало. Но в роковом тупике Время составы сближало. Спали и в этом, и в том. Как под большим напряженьем, Словно гигантским кнутом, Било второй торможеньем. С полок посыпались все В стоне напрягшейся стали… В первом, где стёкла в росе, Люди по-прежнему спали. Поле. Туманный прокос. Ночь. Деревушка над склоном. Замерший электровоз Рядом с последним вагоном. И бесконечная дрожь, Что не давала усесться… Остановившийся нож В двух миллиметрах от сердца. 1990