Женщины да Винчи
Шрифт:
– Тебе двадцать восемь? – удивилась Зина. – Я думала, лет двадцать, не больше.
– Больше, Зина, больше, – усмехнулась Полина. – По-моему, это даже слишком понятно. Ну да, впрочем, такое незамутненное существо, как ты… В общем, мы с этим, как ты выразилась, столичным начальником снова встретились год назад. Он тут же заявил, что старая любовь не ржавеет, ну и прочие подобные пошлости. И я от него сбежала. А он стал меня преследовать, и таким вот образом мы с ним добрались до вашего славного города.
– Из Берлина
Все-таки она рассердилась. Слишком уж откровенно Полина ее обманывала.
– К тому времени я уже жила в Москве, – ничуть не смутившись, заявила та. – Я бросилась на Ярославский вокзал, он за мной… В дороге у меня случился аппендицит, а дальше ты сама все видела.
Полинины удлиненные глаза сверкали двойными искорками правды и лукавства. Разобрать, где которые искорки, не представлялось возможным.
– Что же ты теперь собираешься делать? – вздохнула Зина.
В ее неожиданной подруге было так много жизни, что обижаться на нее подолгу было просто невозможно. На жизнь ведь не обижаются. И к тому же с появлением Полины исчезли смертные видения, которые мучили Зину, и она воспряла духом. Видно, Полинина жизненная сила победила.
– Что делать собираюсь? – пожала плечами Полина. – Довлеет дневи злоба его. Знаешь такие слова?
– Не знаю.
– Сегодняшнему дню достаточно собственной заботы, а завтрашний день сам о себе подумает. Так это на русском языке будет.
– А сразу ты на каком языке сказала?
– На церковнославянском. Это же из Библии. Я думала, ты знаешь.
– Почему я должна это знать?
– Про Давида и Голиафа знаешь же.
– Про Давида и Голиафа – это мифология. Ее должен знать каждый культурный человек.
Полина расхохоталась.
– Зина, я таких, как ты, никогда не встречала! – воскликнула она сквозь смех. И добавила уже без смеха: – Даже не предполагала, что в современном мире еще живут такие тургеневские девушки. Или крестьянские дети Некрасова, не знаю, что больше подходит.
Зина не поняла, лестна или обидна такая характеристика. Полина с ее леонардовской внешностью, авантюрным обаянием, невероятными фантазиями, сшитым по берлинской моде пальто, способностью купаться в ледяной воде и знанием церковнославянского оставалась для нее загадкой.
– Пойдем домой, – сказала Зина, поднимаясь с лавочки. – Я замерзла. А ты после операции подвержена любой простуде.
– Я еще немного посижу, – покачала головой Полина. – Посмотрю на ваш знаменитый овраг. Никогда не предполагала, что жизнь занесет меня в город Глупов.
В ее голосе прозвучала усмешка. Хотя чему усмехаться? Всем известно, что Салтыков-Щедрин описал под названием Глупов именно Вятку. Но понятно же, что современный город Киров не имеет к Глупову никакого отношения!
Зина пошла вдоль монастырской стены к воротам. Она была расстроена. Полина привлекала
У входа в монастырское здание стоял человек в шинели с майорскими погонами и изучал табличку на двери. Наверное, разбирался, сколько раз ему следует звонить.
Когда Зина подошла ближе, майор обернулся.
– Зина, – сказал он. – А я почему-то и подумал, что увижу тебя вот так… Просто увижу на улице.
И все мысли тут же вылетели у нее из головы, улетучились, она ахнула, бросилась к нему, остановилась, не добежав двух шагов, сделала эти два шага и, обняв его, зарыдала так, словно навсегда потеряла, а не, наоборот, наконец-то увидела человека, без которого не было ей ни счастья, ни жизни.
Глава 7
– Первый тост – за предопределенность счастья.
Полина подняла свою чашку и выпила не чокаясь.
«Как на поминках», – подумала Зина.
Наверное, зря она так подумала. Просто чокаться чашками глупо, а рюмок в Валиной комнате не нашлось.
Хорошо, что Зина как раз принесла Полине поесть. Сразу же поставили на стол всю домашнюю снедь, которая была в ее сумке. Ничего особенного там, правда, не было и даже мало было такого, что подходило бы для закуски, не под простоквашу же выпивать. Но пригодилась картошка и другие овощи, которые росли на их с мамой огороде. Зина сварила их дома, а здесь собиралась накрошить из них винегрет, но теперь возиться не стали и выставили овощи просто так.
– А в чем заключается предопределенность счастья? – спросила она, когда выпили спирт из чашек.
Пить его Зина научилась на фронте, и хотя делать это не любила, но если надо, могла и выпить, как все.
– В том, что Леониду Семеновичу сразу же по прибытии выдали ордер на комнату именно в Трифоновом монастыре, – объяснила Полина. – Что ты находилась здесь ровно тогда, когда он пришел вселяться по ордеру. Таким образом ваша встреча была предопределена.
Зину смутило это объяснение. Хоть Полина и сказала теперь просто «встреча», а не «счастье», но все равно…
– Мы бы и так встретились, – сказала она. – Завтра в больнице.
– Зиночка, не будь занудой, – улыбнулась Полина. – Ей не хватает бесшабашности, – сказала она уже не Зине, а Немировскому. – Даже странно.
– Что странного? – спросил он.
– Мне казалось, на фронте без этого качества не выжить.
– Или с этим качеством не выжить.
– Да, это парадокс! – засмеялась Полина.
– Это не парадокс, а софистика, Полина Андреевна, – сказал он.
Их разговор был Зине не очень понятен, но она и не старалась вникнуть в смысл произносимых слов. Гораздо важнее было то, как выглядел сейчас Леонид Семенович, это вызывало у нее тревогу.