Женщины в его жизни
Шрифт:
Но Максим не слышал.
49
Он вышел на главную палубу. На ней никого не было – все ушли спать. Облокотясь на поручень, он стоял, вглядываясь в смутный горизонт за темной далью моря, жадно глотал воздух и пытался унять дрожь в руках и ногах. От ее слов он почувствовал себя больным.
Анастасия обидела его страшно, причинила невыносимую боль. Брошенные ему обвинения были нелепы и смехотворны. Но с ними он еще мог бы смириться. Самую большую боль, словно от удара плетью, он испытал, когда она швырнула на кровать колье, заверещав, что его бриллиантов она не
Бриллиантовое колье совершенно оригинальной работы стоило уйму денег. Но цена не имела для него значения. Зато огромное значение имела любовь, которой он наделил эту вещь. Он специально съездил к Марку и попросил его сделать что-нибудь по-настоящему уникальное, и самый талантливый ювелир Марка в мастерской «Таннен и Граф» создал бесподобное произведение. А Марк потратил больше года, подбирая безупречные камни голубой воды. Максим хотел, чтобы бриллианты для ожерелья Анастасии были само совершенство. Марк понял, как велика любовь Максима к супруге, и со всей ответственностью приступил к созданию шедевра.
На протяжении всего периода изготовления колье Максим наведывался в ювелирную мастерскую на Риджент-стрит, наблюдая за работой мастера, укладкой камней в сложнейшее кружевное плетение из белого золота. Он сгорал от нетерпения, дожидаясь, когда наконец ожерелье будет готово и он сможет преподнести его Анастасии и увидеть, как оно подчеркнет ее красоту.
Он преподнес ей колье через день после того, как они впервые поднялись на борт яхты и отправились в Сен-Тропез. Оно выглядело на ней восхитительно, да и она была в трепетном восторге, если только это ему не почудилось. Но вот несколько минут назад она швырнула ему в лицо это ожерелье. Теперь он понимал, что сам по себе поступок большого значения не имел: не более чем выражение гнева, досады, обиды. Чего он не понимал, так это причину: что ее так взбесило, что спровоцировало такое озлобление?
Вздохнув, Максим пошел к бару и налил себе стакан воды. Он вернулся с ним обратно к поручню, стоял и пил, пытаясь как-то упорядочить свои тревожные думы. Злость злостью, но ведь были высказаны еще и оскорбительные, необоснованные обвинения, требовавшие опровержения. Он не мог представить, что именно вызвало этот странный шквал эмоций и вынудило ее делать заявления в таком тоне.
Как и у большинства супружеских пар, у них в прошлом тоже случались ссоры, но никогда не бывало ничего подобного тому, что произошло сегодня. Он никогда не видел ее в такой истерике. Ее поведение никак не укладывалось в рамки ее характера. Она всегда была нормальна и уравновешенна.
Переутомлена, подумал он, за последний год ее утомил огромный труд по обустройству яхты. Нагрузка была чрезмерной даже при том, что ей помогала мать. Единственное, что теперь необходимо для Анастасии, это полный отдых. Пусть она расслабится, побудет со мной, с моей любовью. Да, ей нужно, чтобы я был с ней, мое внимание и забота. Она в самом деле очень хрупка, моя прекрасная мечтательница.
Максим вдруг вспомнил и обрадовался, что задумал морской поход на греческие острова. Это был сюрприз. Они отправятся через несколько дней и около трех недель будут плыть по Эгейскому морю, что пойдет им обоим на пользу. А если повезет, эти дни превратятся в такие же идиллические каникулы, какие были у них четыре года тому назад. То было незабываемое лето на Ривьере.
Ночь стояла теплая, и Максим несколько часов не уходил с палубы, размышлял, строил планы на будущее.
Когда же он вернулся в каюту, Анастасия спала крепким сном.
Он испытал облегчение, поскольку его отнюдь не прельщала вероятность еще одной ссоры с ней. Он на цыпочках прошел в ванную и, раздеваясь, уверял себя в том, что завтра, после здорового ночного отдыха, жена обретет свой нормальный образ.
А за завтраком он расскажет ей о предстоящем плавании на греческие острова. Он знал, что это очень ее обрадует, он и сам ждал этого события.
– Папа! Папа! Просыпайся! Просыпайся! – кричала Аликс, колотя его кулачком по руке.
Максим испуганно дернулся, сел в постели и уставился на дочку, стоявшую вместе с братцем возле кровати.
– В чем дело? – спросил он, сразу заметив их возбуждение. – Что случилось?
– Мама улетает. В аэропорт, в Ниццу, – объявил Майкл, показывая на иллюминатор. – Она летит на вертолете, папа.
Пока Майкл говорил, Максим услышал рев вертолета, на миг зависшего над яхтой. Откинув простыни, он вскочил и бросился к иллюминатору. К своему глубокому сожалению, он увидел в синем солнечном утреннем небе уходящий ввысь и вдаль вертолет.
– Она возвращается в Лондон, папа, – сообщила Аликс, подбегая к Максиму и беря его за руку. – Она плакала утром. – Неуверенно, давясь словами, Аликс продолжала: – Папа, вы не собираетесь разводиться? Мы с Майклом не хотим, чтобы вы с мамой разводились!
Максим остолбенел.
– Ну конечно нет! – воскликнул он. – Мы не собираемся разводиться! Что за глупости, дорогая. – Он наклонился к ней, потрепал по плечу, затем помахал Майклу.
Двенадцатилетний сын бросился к нему в объятия. Все трое застыли, держась друг за друга. Он обожал своих детей, и его мучило, что они были расстроены и взволнованы поступком Анастасии, ее внезапным драматическим отъездом.
Наконец он выпрямился, выпустил детей из своих объятий и сказал:
– Все будет хорошо. Я не хочу, чтобы вы о чем-нибудь тревожились. Вам обоим понятно?
– Да, – сказала Аликс. – Но почему мамочка улетела?
– Честное слово, не знаю, – ответил Максим, не покривив душой. – А теперь улепетывайте оба, дайте мне принять душ, побриться и одеться.
– А что ты собираешься делать, папа?
– Собираюсь вернуть мамочку назад. Я ее очень люблю. Вот поэтому я должен это сделать.
– Ради Бога, пусти меня за руль, Граф! – воскликнул Корешок. – Ты и «роллс» Марго угробишь, и нас, если будешь так гнать. Сбавь скорость!
Максим ослабил давление на акселератор и снизил скорость:
– Ты прав, Корешок, я и сам не знаю, отчего так жму. Пока мы доберемся до аэропорта, самолет, на который у Анастасии заказан билет, все равно будет уже в воздухе. Если Марго не успеет заказать место и для меня, я буду вынужден дожидаться следующего коммерческого рейса.