Женщины в его жизни

Брэдфорд Барбара Тейлор

Похоже, ее слова озадачили Дэвида, но в дальнейшие расспросы он пускаться не стал и лишь сказал:

– Мне жаль, что вы с ним разошлись. Максим выглядел очень одиноким после развода… мне он показался одиноким, как никто на свете.

Камилла не стала комментировать эту сентенцию, хоть и была склонна согласиться.

– А-а, вот и Мохаммед с напитками.

Улыбчивый официант поставил перед ними ледяное белое вино и, пятясь и кланяясь, удалился.

Дэвид чокнулся с Камиллой.

– Поехали! – сказал он, засмеялся и подмигнул ей.

– Поехали! – Она отпила глоток, затем

все же решилась продолжить тему: – Да, Максим одинок, Дэвид. Меня он тревожит, и мне до сих пор совсем не безразлично, что с ним происходит… есть у него такое свойство…

– Я понимаю. – Дэвид откинулся на спинку стула и устремил свой зоркий умный взгляд на собеседницу. Стараясь сменить тему, спросил: – Скажи, что ты поделываешь в Танжере?

– Я всерьез подумываю о покупке здесь дома, – отвечала Камилла. – Я люблю здешний климат. К тому же отсюда рукой подать до Парижа и Лондона, если меня вдруг вызовут на съемки. И потом, здесь уединенно. – Она засмеялась над опешившим Дэвидом и пояснила: – Я такая же, как и ты, дорогой мой, временами мне тоже необходимо немного одиночества.

– Это замечательная новость, Камилла, будет просто прелестно, если ты поселишься здесь. Небольшая англо-американская община примет тебя с распростертыми объятиями. Но эти люди не посягнут на твой покой, если ты предпочтешь быть одна. В этом прелесть Танжера. Люблю это место.

– Хочу надеяться, что ты сможешь направить меня по верному следу. Помоги мне, Дэвид, найди человека, который занимается недвижимостью.

Он усмехнулся:

– Найти правильного человека в этом деле… Это в здешних условиях очень важно. Что ж, я, кстати, знаю одну француженку, она нашла виллу для меня. Завтра я позвоню ей, приглашу на ленч. Предполагаю, что ты свободна завтра.

– Как птица. Однако теперь твоя очередь. Рассказывай мне о своих новостях. Та миленькая подружка все еще при тебе? Марокканочка…

– Чедлия эль-Бахи. Нет. Несколько лет назад она вышла замуж. За молодого марокканского художника. Они живут то здесь, то в Касабланке. Сердце мое, как говорится, свободно. – Он отпил вина и продолжал: – По правде сказать, я рад хоть раз в жизни побыть свободным от любви.

Они немного посидели молча.

– Кстати, поздравляю тебя с «Оскаром» за лучшую женскую роль, – вспомнил он. – В апреле я посылал тебе записочку, надеюсь, ты получила.

– Да, спасибо, – улыбнувшись, отозвалась Камилла и стала рассказывать ему о работе над картиной, за которую получила «Оскара».

Дэвид снова заказал вина, они сидели и болтали еще час или больше, пока Дэвид не предложил наконец:

– Хватит сидеть здесь, пошли куда-нибудь поужинаем.

Через тускло освещенный, выложенный мозаичной плиткой вестибюль отеля они вышли на главную улицу Танжера. Было темно. В высоком черном небе светились тысячи звезд и бледная луна.

Дэвид поднял голову, коснулся руки Камиллы и показал на небо:

– Правда, у нас тут грандиозный художник-постановщик?

Она посмеялась, как всегда радуясь его шутке, и они направились к приморскому шоссе, чтобы

добраться до его любимого ресторана под крышей одного из самых высоких зданий города.

– Дело даже не в высоте, – пояснял он. – До манхэттенского небоскреба, конечно, не дотягивает. Но в ресторане окна – от пола до потолка, и тебе виден весь город и даже дальше, если ясная ночь. Ты чувствуешь себя висящим в небе над Танжером.

Они миновали два рынка – Сокко-Чико и Гранд-Сокко. В одном из уличных кафе сидели, за разговором забыв про свой мятный чай в стаканах, несколько марокканцев.

Темные проулки выглядели таинственно и неприветливо. Камилла вздрогнула и ближе придвинулась к Дэвиду.

– Жутью тянет из этих улиц, – сказала она, беря его под руку.

Он засмеялся и легонько похлопал ее по руке, лежавшей на его локте:

– Ты со мной, Камилла, и нам ничто не грозит, уверяю тебя.

Когда они вышли на приморскую дорогу, она успокоилась. Жизнь на набережной бурлила, в кафе было полно марокканцев и европейцев. Разноцветные рекламные огни бросали яркие отблески на дорогу, освещая им путь. Мимо прошмыгнула, шлепая босыми пятками по мощеной песчаной дороге, стайка возвращавшихся к себе на взгорье женщин, плотно завернутых в хаики, походившие на коконы из коричневой ткани. Следом за ними нехотя семенил навьюченный горой свертков ослик.

– Сегодня базарный день, – пояснил Дэвид, поймав взгляд Камиллы. – Скорее всего, эти женщины приносили в город овощи и цветы. А теперь возвращаются домой с чаем и тканями, а если торговля сегодня прошла удачно, то они наверняка прикупили сахару и муки.

– Удивительно, что все эти женщины без чадры, – заметила Камилла.

– Деревенские не носят чадру. Но иногда свои то ли халаты, то ли покрывала или шали они натягивают на голову, чтобы прикрыть лицо. Однако теперь и среди городских марокканок немало эмансипированных настолько, что они тоже ходят без чадры. Ну вот мы и пришли. – Он повел ее в здание, где помещался ресторан.

Камилла оглянулась. Спешившие женщины словно принадлежали к другому столетию. Их глаза, напоминавшие черные бусины, беспокойно зыркали туда-сюда, сморщенные коричневые лица походили, как показалось Камилле, на грецкие орехи. Женщины были как-то взъерошены и нахохлены одновременно и этим напоминали стайку воробьев.

Дэвид провел Камиллу через вестибюль жилого корпуса отеля, невероятно современного – с мраморными полами, зеркальными стенами, хрусталем люстр и канделябров. Они взлетели на лифте на последний этаж и через стеклянные двери вошли в убранный цветами ресторан.

Метрдотель радушно приветствовал Дэвида и проводил их к угловому столику. Пока Дэвид заказывал бутылку белого вина, внимание Камиллы поглотила величественная картина, представшая ее взору за стеклом. Она могла увидеть весь Танжер: порт и гавань, странную – в духе кубизма – композицию зданий, темные холмы за городом. А прямо перед собой – море и небо в бескрайнем слиянии.

– Дэвид, это же фантастика! – воскликнула она, потрясенная видом.

– Еще бы! И уподобляет тебя Аллаху, взирающему с небес. – Он понимающе взглянул на нее и улыбнулся: – Это, Камилла, Танжер. Он у твоих ног.