Женщины вокруг Наполеона
Шрифт:
Почти целый год в силу обстоятельств Наполеон оставался в Египте, вдали от Франции. Положение республики день ото дня становилось все неутешительнее. Плохое управление Директории возбудило массу недовольства во Франции, и теперь французский народ возлагал все свои надежды на молодого генерала, который разнес его имя и славу вплоть до самых дальних границ Азии. Его ожидали со страстным нетерпением, как спасителя от всех бед. И когда, наконец, Бонапарт высадился неожиданно во Фрежюсе 10 Вандемиера 1799 года, вся Франция испустила вздох облегчения в уверенности иметь теперь твердую и надежную опору.
Но далеко не чувство облегчения испытывала неверная Жозефина. Она чувствовала, что виновата. Возвращение мужа повергало ее в страх и ужас перед той сценой, которая ее ожидала. Через Евгения и от других она была осведомлена
Итак, 19 Вандемиера Жозефина выехала навстречу своему мужу. Она рассчитывала встретиться с ним в Лионе. Но обстоятельства сложились иначе. Бонапарт уже уехал из Лиона, когда его жена приехала туда, и выехал даже не по той дороге, по которой она ехала к нему навстречу. Разочарованная и в отчаянии от неудавшегося плана, повернула Жозефина обратно в Париж. Слишком поздно! Наполеон приехал раньше нее на двое суток. В шесть часов утра 25 Вандемиера он был уже в Париже. Сорок восемь долгих часов поле злословия было открыто для ее врагов! И они, конечно, не упустили ни одного момента, чтобы уронить ее еще больше во мнении генерала.
Когда, наконец, Жозефина доехала до улицы Победы, она нашла двери запертыми и сердце ее мужа закрытым для нее. Наполеон отказывался от всяких объяснений и запретил ей доступ в свою комнату. Он был слишком оскорблен, слишком глубоко задет и слишком разочаровался в этой женщине, которую он боготворил. Но последняя искра еще не потухла в его сердце. Малейшее проявление нежности со стороны Жозефины, один взгляд ее томных, мерцающих глаз, звук ее нежного голоса – и эта искра могла вновь разгореться ярким пламенем. Этого-то и боялся Наполеон. Он хотел остаться твердым, как ни трудно и больно ему было проявить жестокость по отношению к этой единственно любимой женщине.
Никакие слезы, никакие мольбы, никакие заклинания Жозефины не помогали ей. Наполеон оставался непоколебим. Три дня уже он не выходил из комнаты и не показывался ей на глаза. Ей оставалось еще только одно средство: ее дети. Евгений и Гортензия, которых он так любил, для которых он был настоящим отцом, им-то он не сможет противостоять.
Жозефина рассчитала правильно. На третий вечер Евгений и Гортензия с плачем подошли к дверям спальни Наполеона и умоляли сжалиться над их несчастной матерью. Мог ли он оскорбить эти невинные сердца в их самых святых чувствах, грубо оттолкнуть их, остаться неумолимым? Нет. Наполеон был побежден. В сопровождении своих детей, полная раскаяния и сознания своей вины, покорная и молящая о прощении, предстала Жозефина перед своим супругом. На его лице были еще следы слез и вынесенной борьбы с самим собою. Он раскрыл свои объятия и прижал Жозефину к своей груди. Так как подобные сцены она почти всегда заключала обмороком, то и на этот раз она тоже лишилась чувств. С величайшей осторожностью, как тяжело больную, Наполеон положил ее на свою постель, – все страдания, все горе – все было забыто. Он все еще любил ее! Разве сам он не считал супружескую измену обычным явлением, «une affaire de canapé»? В глубине души он, может быть, приписывал в измене этой женщины столько же вины самому себе, сколько и ей. Ему не надо было оставлять ее одну, нужно было всегда оберегать ее, как он действительно впоследствии и поступал с Марией-Луизой. Относительно женской стойкости он был весьма невысокого мнения. Но можно ли это поставить ему в упрек? Какого рода женщин пришлось узнать ему? Дамы времен Революции и Директории не могли дать ему примера недоступности
Да, Наполеон простил ей, но он не забыл ее измены. Теперь в отношении Жозефины он чувствовал себя совершенно свободным и пошел в любви своим собственным путем. Возлюбленная превратилась в друга, которой он даже подчас рассказывал сам свои любовные похождения. Однако monsieur Шарль всю жизнь был для него бельмом на глазу. Никогда Наполеон не испытывал больше такой ревности, как к этому молодому фату. Позднее, по прошествии уже многих лет, случайная встреча с его прежним соперником подействовала на него самым неприятным образом. Однажды император в сопровождении маршала двора Дюрока осматривал работы на Аустерлицком мосту. Им пришлось остановиться и пропустить проезжающий экипаж. Вдруг Наполеон сжал руку своего спутника с такой силой, что тот чуть не вскрикнул от боли. При этом император был бледен как полотно, и его глаза пылали сдержанной яростью. В экипаже, который проехал мимо, сидел Ипполит Шарль!
После той знаменательной супружеской сцены, когда судьба Жозефины висела на волоске, она стала осторожной. Пропасть, на краю которой она стояла, была слишком глубока, показалась ей слишком страшной для того, чтобы у ней явилась охота еще раз подвергнуть себя опасности упасть в нее. С этих пор они как бы поменялись ролями. Теперь уже не Наполеон предавался ревности и страстному отчаянию, а Жозефина. С этих пор ничего не слыхать об изменах Жозефины. Правда, ей было уже под сорок лет. Но не ее возраст, однако, был причиной ее постоянства. Наполеон наконец действительно нашел доступ к ее сердцу. С какой радостью теперь она уловила бы хоть искру его прежней страсти к ней! Слишком поздно. Жозефина была теперь для него только другом, товарищем на жизненном пути, женщиной, которая понимала его лучше всех, перед которой он мог облегчить свое сердце и с которой он все еще надеялся создать себе семью, но она уже не была его возлюбленной. Он не считал уже больше нужным сохранять ей верность.
Восемнадцатое Брюмера сделало генерала Бонапарта первым и самым могущественным человеком Франции. Жозефина была супругой первого консула и первой женщиной во Франции. Негритянка на Мартинике, которая предсказала ей, что она будет французской королевой, не ошиблась: ее пророчество сбывалось. Разве двор первого консула не представлял уже собою начала монархического величия? Жозефина, окруженная всяческой роскошью, очутилась вновь в том самом Люксембурге, где она блистала когда-то на празднествах, устраиваемых Барра. Она была предметом поклонения и обожания, и ее приветливость, доброта и привлекательность заслужили ей любовь всего французского народа. Позднее Наполеон переселился в Тюильри, и Жозефина спала на постели, на которой до нее спали только настоящие королевы.
Мало-помалу ее жизнь приняла форму правильного придворного церемониала. Приемы и обеды, театры и концерты, аудиенции и представления – все было как при настоящем королевском дворе. Теперь Наполеон и Жозефина виделись редко наедине: первый консул был слишком поглощен государственными делами, а Жозефина слишком занята внешней стороной придворной жизни. Только в Мальмезоне их жизнь снова принимала более мирный, буржуазный характер. Там они принадлежали друг другу больше, чем в Париже. Несмотря на неприятные воспоминания, связанные с monsieur Шарлем, Наполеон избрал этот замок своим любимым местопребыванием, пока законодательная корпорация не предложила ему Сен-Клу.
В Мальмезоне он посвящал Жозефине каждый свободный момент. Правда, свободные моменты первого консула сводились по большей части лишь к обеденному времени, да и то известно, как мало времени уделял он на это в своей неустанной творческой работе. Время от времени, однако, он принимал участие в играх в парке, устраиваемых молодежью, из которой по преимуществу состояло общество Мальмезона. И он бегал взапуски с Евгением, Гортензией, Бурьеном, Рапом, Изабе и другими представителями молодежи. Но так как Наполеон не был ловким бегуном, то он часто падал, над чем он сам в первую голову от души смеялся. В общем жизнь в Мальмезоне первого консула и его семьи протекала в высшей степени счастливо.