Женщины вокруг Наполеона
Шрифт:
Кроме того, Наполеон был крайне суеверен, и ему казалось невозможным расстаться с Жозефиной в тот момент, когда его счастливая судьба вознесла его на вершину благополучия. Он смотрел на нее всегда как на свою добрую фею. «Он был убежден, – говорила она сама, – что я приношу ему счастье, и ни за что на свете он не отправился бы в поход, не поцеловав меня перед отъездом. Хотя он меня и бранил, когда узнал через свою проклятую полицию, что мадемуазель Ленорман была у меня, хотя он и называл ее обманщицей и грозил посадить ее в тюрьму, если она еще будет продолжать спекулировать на моем легковерии, тем не менее он не преминул выспросить меня обо всем, что Ленорман нагадала мне на картах. И каждый раз у него появлялась улыбка удовлетворения, когда она пророчествовала ему о новых победах». Наполеон был почти так же суеверен, как и сама Жозефина. Кроме того, она все же была всегда для него единственной женщиной, к которой он был
Конечно, ревность Жозефины была небезосновательна. Всюду у нее были соперницы: при дворе, на сцене, среди дам придворного общества и среди жен офицеров. Ее ревнивые страхи заходили так далеко, что ей казалось, будто ее противники хотят отравить ее, чтобы избавить от нее Наполеона и заменить ее другой женщиной. «Подумайте только, – говорил Наполеон своему брату Люсьену, – эта женщина плачет всякий раз, как у нее случится расстройство желудка, потому что ей кажется, что ее хотят отравить, кому желательно, чтобы я женился на другой». В этих словах заключался злой намек на Люсьена и других членов семьи Бонапарт, которые беспрестанно настаивали на его разводе с Жозефиной.
Горькие слезы, бессонные ночи, мучительные часы неизвестности – все это теперь изведала она, которая когда-то так легко играла с сердцем, страдавшим из-за нее. Когда в чужих странах, вдали от нее Наполеон одерживал победу за победой, Жозефина в Париже мучилась несказанно при мысли, что какая-нибудь другая женщина может завладеть его любовью. Несколько раз она пыталась сопровождать его в походах, но слишком скоро гроза военной непогоды заставляла ее отказаться от мысли делить со своим мужем опасности и труды похода, хотя теперь она сделала бы это с радостью.
Когда в 1807 году Наполеон задержался в Польше, то чего бы она не дала, чтобы только находиться около него! Ее женский инстинкт подсказывал ей опасность, угрожавшую ее любви. Польки ведь были прекрасны и обольстительны. Ей рассказывали, что они обладали не меньшим очарованием, чем француженки. Может быть, даже до нее дошли более точные слухи о некоей юной белокурой польке, графине Валевской, прелесть которой произвела на императора глубокое впечатление. Жозефина хотела во что бы то ни стало ехать к нему в Варшаву, вырвать его из рук этой сирены. Правда, мадам Ремюза утверждает, что Жозефина хотела ехать за Наполеоном в Варшаву потому, «что питала нежную склонность к одному молодому шталмейстеру, находившемуся в свите императора». Однако никто другой из современников не упоминает об этом факте, и так как мадам Ремюза не называет никакого определенного имени, то мы вполне вправе отнестись скептически к ее словам.
Наполеону, однако, удавалось успокаивать Жозефину и все дальше откладывать ее приезд в Варшаву. Наконец 8 января 1807 года он пишет ей: «Время года слишком суровое, дороги слишком плохи и опасны, расстояние слишком велико для того, чтобы я мог тебе позволить приехать сюда, где меня удерживают дела. Тебе нужно было бы по крайней мере целый месяц, чтобы добраться сюда, и ты несомненно тяжко захворала бы в дороге. Может быть, вследствие этого тебе тотчас же пришлось бы ехать обратно. Итак, это было бы безумием. Я сам еще больше жалею об этом, чем ты, потому что мне было бы очень приятно проводить с тобой долгие зимние ночи. Но нужно покориться обстоятельствам».
Да, конечно, Жозефине оставалось только покориться. А что Наполеон не всегда проводил один долгие зимние ночи, это было ей хорошо известно. О, как мучила ее эта мысль! Но ей готовился еще один удар, который отнял у нее последнюю надежду. Ребенок, на которого она возлагала все свое упование, сын Гортензии и Луи, умер внезапно от крупа 5 мая 1807 года. Страшное привидение развода вновь надвинулось на нее. Страх перед этой возможностью и горе по любимому ребенку были одинаково сильны в сердце Жозефины. Наполеона поразило в самое сердце известие о смерти его племянника, этого ребенка, которого он любил, как своего сына, будущность которого рисовалась ему в самых ярких и блестящих красках, которого он видел уже на троне, на своем троне, словом, в котором он видел продолжателя своей династии. «Ты, конечно, поймешь то горе, которое я испытываю, – писал он своей жене из Варшавы. – Я хотел бы быть с тобой, чтобы хоть немного успокоить тебя. До сих пор ты не знала несчастья потерять ребенка, и однако испытать это горе, по-видимому, суждено нам всем. Я надеюсь вскоре получить
Однако с этого момента у Наполеона окончательно созрело решение развестись с Жозефиной. Но в основе этого его намерения отнюдь не было желания доставить мучение своей жене, точно так же, как и в его образе действия не было грубой жестокости. Это решение было прямым следствием всех предшествовавших политических событий, вновь утвердивших во Франции единоличную власть. Он должен был создать династию. Ему нужен был наследник, продолжатель его имени, его славы и его величия. Его внебрачные дети доказывали ему, что не он, а Жозефина была причиной того, что у них не было детей. В 1806 году Элеонора Денюэль родила ему сына, впоследствии графа Леона, что окончательно утвердило его решение. Идея развода приходила ему в голову еще в Египте, когда Жозефина так легкомысленно обманывала его, но после этого он ей простил. С тех пор все окружающие только и старались о том, чтобы женить его на природной принцессе. Люсьен во время своего пребывания в Испании даже уже начинал переговоры относительно брака Наполеона с инфантой Изабеллой. Со всех сторон Наполеона осаждали уверениями, что он должен развестись с Жозефиной и создать себе династию. Но он всегда упорно отказывался. В 1804 году он говорил статскому советнику Редереру: «Как могу я оттолкнуть эту добрую женщину только для того, чтобы достигнуть еще большего величия? Нет, это превосходит мои силы. У меня ведь тоже есть сердце в груди; моей матерью ведь была не тигрица!.. Я не хочу делать Жозефину несчастной…».
Но в 1807 году человеческое чувство уступило в нем место государственным соображениям. Ребенок! Ему нужно было ребенка! «Мне необходимо было иметь сына от Жозефины, – говорил впоследствии Наполеон, – он доставил бы мне удовлетворение не только в смысле политики, но и в смысле моего домашнего благополучия». Жена ведь дана мужу для того, чтобы рожать ему детей. И поступки Наполеона исходили из этого основного положения. Как только его решение утвердилось окончательно, он стал холоднее по отношению к Жозефине и постарался, чтобы она узнала об его намерении через посторонних лиц, сам однако ни разу не произнеся перед ней слова «развод». Особенно на министра полиции Фуше была возложена обязанность подготовить несчастную императрицу к готовящемуся ей удару.
Так прошли два года, полные самых горьких переживаний как для Жозефины, так и для Наполеона. Два года слез, жалоб, возмущения, просьб и мольбы, с одной стороны, и нежности, уверений, слов жалости и утешения, а также вспышек гнева и нетерпения – с другой стороны. Аргументами Наполеона были: государственная политика, благо народа. Но когда он видел Жозефину плачущую и убитую горем, он не выдерживал, и его слезы смешивались со слезами его подруги. Это была жестокая и беспрерывная борьба, которую Наполеону пришлось выдержать, прежде чем окончательно расстаться с ней. Ведь она была единственная женщина, которую он любил, которую и теперь продолжал любить, которая, как никакая другая, умела подойти к нему, с кротостью и терпением мирилась со всеми особенностями его натуры, – словом, женщина, которая дала ему высшее счастье. «Если я разведусь со своей женой, – сказал он раз Талейрану, – то это будет значить навсегда проститься с тем очарованием, которым она наполнила всю мою семейную жизнь. Мне придется изучать склонности и привычки другой, более молодой женщины и приспособляться к ним. Жозефина же сама приспособляется ко всему и понимает меня превосходно. Кроме того, я проявил бы этим большую неблагодарность по отношению к ней за все то добро, что она мне сделала».
И однако решительный момент, когда Наполеон должен был осуществить свое намерение, приближался. Дамоклов меч угрожающе повис над горестной головой Жозефины. Наполеон присматривался ко всем принцессам Европы. После окончания прусского похода заходила речь о том, чтобы ему сочетаться браком с дочерью короля саксонского, его друга и союзника. Однако этот брак показался ему далеко не выгодным в смысле политики, а, кроме того, принцесса Мария-Августа была немолода. Ей было уже тридцать лет, и она, как Жозефина, может быть, тоже не дала бы ему детей. После Тильзитского мира он обратил свое внимание на сестру императора Александра I, но никаких серьезных переговоров не было тогда начато по этому поводу. И только в Эрфурте, где Наполеон тесно сблизился с Александром, эти переговоры действительно начались. Он ничего иного не хотел, как только сделаться шурином привлекательного и любезного русского императора. Хотя великой княжне Анне было всего лишь четырнадцать лет, но Наполеон охотно соглашался ждать два года до ее совершеннолетия. Однако царица-мать, заклятый враг французского императора, решила дело иначе: она категорически отказалась дать согласие на этот брак. Наполеону пришлось направить свои поиски по другим дворам Европы.