Женщины вокруг Наполеона
Шрифт:
Мадам Жюно не поехала со своим мужем в Триест, а осталась в Париже, чтобы продолжать играть свою роль губернаторши. Но климат Триеста оказался очень вредным для уже расстроенного здоровья Жюно, так что вскоре он стал не в состоянии выполнять свои обязанности. Он начал проявлять явные симптомы душевного расстройства, и его пришлось заменить Фуше, герцогом Отрантским, а самого его отправить на поправку в Бургонь, на родину, к его престарелому отцу. Там в припадке умоисступления он добровольно покончил с жизнью, выбросившись из окна в тот момент, когда его оставили одного.
Когда Наполеон узнал о таком печальном конце герцога Абрантесского, он будто бы воскликнул: «Бедный Жюно! Как он любил меня! Я думаю, что он отдал бы за меня кровь своего сердца!». И он, пожалуй, не был не прав, говоря то: смерть Жюно
Когда герцогиня Абрантесская осталась вдовой, ей было всего лишь двадцать девять лет. Страшно расстроенные обстоятельства, в которых она очутилась после смерти мужа, должны были бы побудить Наполеона оказать ей поддержку. Но он ничего не сделал для нее. Вскоре события повлекли за собой падение империи, а с нею и крушение большинства приобретенных за эту эпоху состояний и общественных положений. Когда-то блестящая губернаторша Парижа должна была переселиться в скромное помещение и жить если и не вполне заброшенной своими прежними друзьями, то все же в высшей степени скромно. Во время Ста дней на нее вновь упало несколько слабых лучей былого блеска, но вскоре роковой день Ватерлоо покрыл все прахом забвения.
Лишенная всяких средств, настолько обедневшая, что ей с трудом приходилось влачить свое существование, так как кредиторы все отняли у нее, она была вынуждена согласиться на предложение одного издателя написать свои мемуары. Она наполнила ими восемнадцать томов, появившихся между 1831 и 1834 годами. Но она написала эти свои воспоминания не так, как другая женщина, тоже видевшая немало благодеяний от Наполеона; в них не сквозит ненависти к тому человеку, который не пришел ей на помощь, когда она овдовела. Герцогиня Абрантесская своими «Мемуарами» поставила сама себе прекраснейший памятник, потому что несмотря на их растянутость они написаны с любовью и восхищением перед той великой, достопамятной эпохой. От них веет духом наполеоновского величия и его славных побед, а всюду разбросанные придворные истории приятно оживляют их и знакомят нас со слабостями замечательнейшего человека своего времени.
Мадам Жюно, несмотря на свой ум, все-таки вполне женщина, и, как таковая, она не умалчивает в своих воспоминаниях об одном маленьком приключении, которое льстило ее самолюбию, несмотря на то, что в этом случае Наполеон вел себя по отношению к ней не весьма корректно. Но какая женщина не рассказала бы с гордостью о том, что она удостоилась внимания цезаря? И какая женщина еще с большей гордостью не сообщила бы о том, что она сумела ему противостоять? Это было летом в 1803 году, когда Жюно вернулся со своего поста посланника в Лиссабоне и вновь занял свою должность парижского губернатора. Первый консул со своей свитой находился в это время в Мальмезоне, пока г-жа Бонапарт лечилась на водах в Пломбьере от своего бесплодия. Молодость, грация, изящество и веселье царили при консульском дворе, где правительствовала юная, прелестная падчерица Наполеона Гортензия, супруга Луи Бонапарта. Общество устраивало спектакли, охоты и развлекалось в парке Мальмезона самыми разнообразными играми. И первый консул бегал взапуски со всей молодежью и был весел, как ребенок. Вечером все страшно усталые ложились в постель и засыпали крепким, беспечным сном молодости, каким наслаждалась и двадцатилетняя губернаторша Парижа мадам Жюно.
Но ей не пришлось всегда вкушать свой сон в такой приятной беспечности. Однажды ранним утром она проснулась от шума в ее комнате; в следующий момент чья-то рука отдернула полог от ее постели, и первый консул стоял перед ней. Мадам Жюно не знала, во сне это или наяву, протирала глаза, посмотрела на часы и совершенно терялась в догадках относительно такого раннего визита, потому что было всего только пять часов утра.
Наполеон довольно улыбнулся при виде удивления сонной губернаторши, начал напевать песенку, и когда мадам Жюно указала ему с упреком на часы, он сказал довольно равнодушным тоном: «Как, только пять часов? Ну так мы можем немного поболтать». Затем он самым комфортабельным образом придвинул кресло к ее постели, разложил на одеяло пачку писем, которые он принес с собой, и начал читать письма одно за другим с невозмутимым спокойствием, точно он был в своем кабинете. Время от времени он обращался с каким-нибудь вопросом к мадам Жюно, но отнюдь не прерывал
Мадам Жюно весьма задумалась над этим визитом в такой неурочный час. Она надеялась все же, что это был минутный каприз первого консула и что он больше не повторится. Но она жестоко ошиблась. На следующее утро, в тот же самый час, он вновь предстал перед ней и опять читал письма у ее постели. На этот раз он наговорил ей много комплиментов по поводу ее красивых зубов. Ровно в шесть часов он удалился, как и накануне, оставив молодую женщину в еще большем недоумении. Теперь она решила быть настороже, так как она любила своего Жюно и не хотела, чтобы о ней говорили, что она ему изменяет. А если бы видели первого консула, ежедневно выходящего из ее спальни рано утром, то несомненно распустили бы слухи, что она его любовница. На следующую ночь она заперла свою дверь, вынула ключ и строго приказала своей горничной не пускать к ней никого, кто бы он ни был. Но не было еще пяти часов, как она сама проснулась; беспокойство и возбуждение не давали ей спать. Ровно в определенный час она услыхала шаги в коридоре. Слышно было, как пытались открыть дверь, нажимая на ручку замка. Затем она услыхала, как первый консул что-то тихо говорил с горничной и затем ушел. Итак, на этот раз она отделалась от него и радовалась от всей души, что провела его. Но ее радость оказалась преждевременной. Как раз когда она начала снова засыпать, ее дверь вдруг распахнулась и Наполеон стоял перед ней, нельзя сказать, чтобы с очень дружелюбной миной. «Что, однако, вы воображаете, мадам Жюно, – сказал он недовольным тоном, – не боитесь ли уж вы, что вас убьют?» Оказалось, что он подобрал ключ к ее двери и настоял-таки на своем. Однако на этот раз он вскоре ушел, сообщив ей, что на следующее утро он опять в этот же час придет будить ее на охоту.
Лаура Жюно не знала, что ей делать; она догадывалась, чего он добивался этими посещениями. По счастью, днем приехал к ней на несколько часов ее муж из Парижа. Хотя губернатору и запрещалось ночевать вне Парижа без особого на это разрешения первого консула, но его молодая жена сумела убедить его остаться с ней, не выдавая ему при этом настоящей причины своего желания. Она заранее была в восторге от того, какое удивленное лицо будет у Наполеона, когда на следующее утро он увидит Жюно в постели рядом с ней, и почти не могла спать от возбуждения.
Настало утро – и по обыкновению Бонапарт вошел в спальню губернаторши. Кто из двух мужчин был более поражен – Наполеон или Жюно, – трудно сказать, во всяком случае, муж осведомился, что понадобилось первому консулу делать в спальне его жены в такой ранний час утра.
– Я хотел разбудить мадам Жюно на охоту, – был ответ Наполеона, который не преминул бросить плутовке яростный взгляд. – Но я вижу, – продолжал он, – что она нашла другого, кто разбудил ее еще раньше. Я мог бы наказать вас, Жюно, потому что вы здесь без разрешения.
– Генерал, если когда-нибудь проступок был более достоин извинения, то это в данном случае. Если бы вы могли вчера видеть здесь эту маленькую сирену, как она пускала в ход все свои чары и способы обольщения, чтобы убедить меня остаться здесь, то вы несомненно простили бы меня.
– Ну хорошо, я прощаю тебя и даже охотно. Мадам Жюно одна будет наказана. Чтобы доказать тебе, что я на тебя не сердит, я позволяю тебе ехать вместе с нами на охоту. Есть у тебя верховая лошадь?
– Нет, я приехал в экипаже.
– Ну, все равно. Жарден достанет тебе лошадь, а тебе я позволяю хорошенько выбранить меня. Прощайте, мадам Жюно. Вставайте скорее и не мешкайте.
С этими словами Наполеон удалился. Днем во время охоты он имел очень оживленную беседу с молодой неподатливой губернаторшей, во время которой он несколько раз назвал ее «дурочкой». Вот и все, что рассказывает мадам Жюно, и из этого ее рассказа трудно вывести какое-либо определенное заключение.
Глава XIX Мадам де-Сталь