Женщины

Филипенко Олег Васильевич

ложился в детстве спать, то рой наяд

слетался к изголовью, - это было

едва ли не с младенчества. Вредило

145

такое сладострастье или нет?

Пожалуй, да. Ведь я сформировался

физически гораздо позже. Дался

период ожидания побед

любовных нелегко мне. Был великим

зазор между огнем моей души

столь ранним и тем телом, что спешить

созреть не собиралось,

чтобы бзики

исполнить сладострастья. Потому

со временем зазор сей, к моему

146

несчастию, и послужил причиной

тех комплексов, что разрослись, пока

любовь, как в половодие река,

их не снесла, и я не стал мужчиной.

Но что же… Расскажу, пожалуй, вам

как девочка-художник повлияла

на облик мой. Как я сказал уж, Аллой

она звалась. Я в дом к ней, словно в храм,

порою заходил: сначала в арку

из вьющихся глициний, чьи так ярко

147

цветы под солнцем выделялись. В дверь

затем я заходил, где так угоден

прохладный сумрак был в июльский полдень.

Что видел я? Способен я теперь

лишь перечислить все подряд: картины,

шандал на подоконнике, финифть,

рисунок сепией, коричневый как нефть,

мольберт с подрамником в углу иль посредине

просторной комнаты, какие-то цветы

сухие в вазах, ракушки, впритык

148

стоящие на полках книги, чаще

о всяких там художниках. Я брал

порою с полки книгу, открывал

и на меня с фронтисписа сверлящий

взгляд Леонардо устремлял, иль вдруг

я видел обнаженных женщин… Алла

меня однажды даже рисовала,

но чаще, если был у ней досуг,

расчесывала волосы мне или

играть учила в карты. Мы дружили

149

не так, чтоб очень, все-таки она

была постарше, и намного – было

ей лет тринадцать, и она ходила

уж в брюках клеш, в которых вся страна

заходит через год-другой и третий,

а в деревнях – я буду уходить

уж в армию – в Москве уже носить

бананы перестанут, - клеши эти

в почете будут. Может, до сих пор

продвинутый их носит комбайнер.

150

Так вот, однажды Алла предложила

сменить косой пробор прически мне,

и сделала на левой стороне

косой пробор, хотя на правой был он.

Она сказала – так мне лучше. Я

поверил

ей – я вообще внушаем.

И вот рукою непослушной краем

расчески я пробор себе полдня

учился делать слева, - было чудным,

что это дело оказалось трудным.

151

С тех пор пробор на левой стороне

я стал носить. И лишь тому два года

назад, когда свое взяла природа,

и стал слегка лысеть я, стало мне

не по себе от возрастных залысин.

Я поменял прическу. Правда, ряд

экспериментов, двадцать лет назад

и даже меньше, проводил я, - лысым

ходил, к примеру, - но потом опять –

пробор на левой, челка – вот под стать.

152

Но что же, соберемся, что ли, в школу,

чай мы попили, съели два куска

рогалика с повидлом, их слегка

намазав мягким маслом; масло полу-

подтаявшее, залито водой

в глубокой, с окаймленным дном, тарелке,

чтобы оно не таяло от грелки

за окнами, от солнца то бишь. В той,

в той жизни холодильника пока что

мы не имели. Вот что еще важно –

153

взять в школу чешки, третий ведь урок

сегодня ритмика, где всякие там танцы

разучиваем мы, возьмем из ранца

и кинем в самый дальний уголок

учебник математики – сегодня

ее не будет, впрочем, есть зато

украинский язык, а я про то

забыл вчера и потому не отнял

час у футбола, чтобы написать

домашнее задание… Скатать

154

придется у кого-то… Как же тяжко

на сердце от того, что не готов

к урокам я. Что делать, а? Каков

бездельник я. Лентяй… Ах, я бедняжка…

Шнуруя туфель с вылезшей дратвой,

примерно так печально размышляю,

но вскакиваю, быстро наливаю

воды с сиропом из сифона – ой,

как пузырится, - выпиваю залпом

и думаю, что многое отдал бы,

155

чтоб в школу не ходить. Я во дворе

бросаю взгляд на мезонин соседа,

где вижу колесо велосипеда,

поставленного на попа; в норе

за свежим тесом скрылась быстро крыса,

соседка пышным телом налегла

на рукоять колонки, чтоб текла

быстрей вода в ведро; два пронеслися

мопеда, когда вышел из двора

на улицу. «Пойду, как и вчера,