Жены и дочери
Шрифт:
– Ты встретишься с ним на дороге, ведущей от парковой сторожки к Тауэрсу. Он может прийти одной дорогой из Тауэрса, где у него часто бывают дела… у него отовсюду есть ключи… ты можешь войти, как мы часто делали, у сторожки… тебе не нужно идти далеко.
Молли поразило, что у Синтии, должно быть, имеется некоторый опыт в таких приготовлениях. И она осмелилась спросить, как ему сообщить об их планах. Синтия только покраснела и ответила: "О, не беспокойся! Он будет только рад прийти. Ты слышала, как он говорил, что хочет еще раз обсудить дело. Впервые я назначу встречу. Если бы я только могла быть свободной… о, Молли, я буду любить тебя, и буду признательна тебе всю свою жизнь!"
Молли думала о Роджере, и эта мысль подтолкнула ее к
– Это должно быть, ужасно… я думала, я очень смелая… но я не могла бы… не могла бы принять предложение Роджера, будучи наполовину помолвленной, — она покраснела от своих слов.
– Ты забываешь, как я не терплю мистера Престона! — заметила Синтия. — Нечто большее, чем избыток любви к Роджеру, заставило меня быть благодарной, по крайней мере, связать себя крепким обещанием с кем-то еще. Он не хотел называть это помолвкой, но я хотела, потому что это давало мне чувство уверенности в том, что я свободна от мистера Престона. И так и есть! Если бы не эти письма! Ох! Если бы ты смогла заставить его взять эти мерзкие деньги и отдать мне мои письма! Тогда мы бы сожгли их дотла, он смог бы жениться на ком-то еще, а я бы вышла замуж за Роджера, и никто бы ничего не узнал. В конце концов, этот поступок всего лишь то, что называют "юношеской глупостью". И ты можешь сказать мистеру Престону, что как только он обнародует мои письма, покажет их твоему отцу или что-то в этом роде, я уеду из Холлингфорда и никогда не вернусь.
Обремененная множеством подобных посланий, которые, она чувствовала, никогда не передаст; не зная, что скажет; ненавидя само поручение; недовольная манерой Синтии говорить о ее отношениях с Роджером; подавленная стыдом от соучастия в поступке, который казался ей предательским, и все же желая вынести все и не бояться, если когда-нибудь она сможет наставить Синтию на прямой путь… более сострадающая огромному несчастью и возможному бесчестью своей подруги, чем способная отдать ей ту любовь, которая пробуждается истинным сочувствием, Молли отправилась к назначенному месту. День был облачным, шум завывающего ветра среди почти облетевших ветвей огромных деревьев заполнил ее уши, пока она проходила через ворота парка и входила на аллею. Она шла быстро, неосознанно желая разозлиться и не иметь времени на раздумья. Но через четверть мили от сторожки аллея делала поворот; и после этого поворота дорога шла прямо до особняка, который сейчас пустовал. Молли не хотелось удаляться из пределов видимости сторожки, и она встала лицом к ней, рядом со стволом одного из деревьев. Вскоре она услышала звук приближающихся шагов. Это шел мистер Престон. Он увидел женскую фигуру, наполовину скрытую стволом дерева, и не усомнился в том, что это была Синтия. Но когда он подошел ближе, почти вплотную, девушка обернулась, и вместо ярких глаз Синтии, его встретил решительный взгляд побледневшей Молли. Она не поздоровалась, и хотя по бледности и робкому выражению лица, он понял, что она боится, в ее серых глазах он видел мужество невинности.
– Синтия не смогла прийти? — спросил он, поняв, что она ждала его.
– Я не знала, что вы должны были с ней встретиться, — ответила Молли, немного удивленная. В своем простодушии она полагала, что Синтия упомянула, что именно она, Молли Гибсон, встретится с мистером Престоном в назначенное время и в назначенном месте. Но Синтия была слишком искушена в этих делах и заманила его на встречу неясно написанной запиской, избежав настоящей лжи, она заставила его поверить, что сама встретится с ним.
– Она написала, что будет здесь, — сказал мистер Престон, очень недовольный тем, что его обманули, теперь он понял, что встреча была назначена с мисс Гибсон. Молли немного заколебалась, прежде чем заговорить. Он решил не прерывать ее молчания, раз уж она вмешалась в это дело, пусть теперь почувствует себя очень неловко.
– Во всяком случае, она прислала меня сюда встретиться с вами, — сказала Молли. — Она подробно
– Рассказала? — усмехнулся он. — Она не самый открытый и надежный человек на свете.
Молли покраснела. Она ощутила грубость его тона и едва не вышла из себя, но сдержалась, тем самым собрав все свое мужество.
– Вам не следует так говорить о человеке, которого, как вы признались, хотите сделать своей женой. Но забудем об этом, у вас есть ее письма, которые ей хотелось бы получить назад.
– Полагаю, что так.
– И у вас нет права их хранить.
– Законного или морального права? Какое вы имеете ввиду?
– Я не знаю. Просто у вас нет права, как у джентльмена, хранить письма девушки, если она просит вернуть их, а тем более угрожать ими.
– Вижу, вы все знаете, мисс Гибсон, — сказал он, изменяя тон на более уважительный. — По крайней мере, она рассказала вам историю с ее точки зрения, со своей стороны. Теперь вы должны услышать мою. Она обещала мне так торжественно, как женщина…
– Она была не женщиной, она была всего лишь девочкой, ей едва исполнилось шестнадцать.
– Достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Но я буду звать ее девочкой, если хотите. Она торжественно обещала мне стать моей женой, поставив одно условие, соблюдать секретность и подождать некоторое время. Она писала мне письма, повторяя это обещание, достаточно личные письма, подтверждающие, что она считала себя связанной со мной таким предполагаемым отношением. Я не поддаюсь обману… я не веду себя как святой… и в большинстве случаев вполне могу позаботиться о своих собственных интересах. Вам достаточно хорошо известно, что у нее нет ни денег, ни влиятельных родственников, чтобы получить богатое состояние и поддержать меня в обществе, я любил ее такой искренней и такой возвышенной страстью, которую может испытывать человек. Она должна сказать это себе. Я бы мог жениться на двух или трех девушках с большим состоянием, одна из них была достаточно мила и совсем не сопротивлялась.
Молли прервала его — ее рассердило его тщеславие: — Прошу прощения, но я не хочу слышать, на скольких девушках вы могли бы жениться. Я пришла сюда просто ради Синтии, которая вас не любит, и которая не хочет выходить за вас замуж.
– Что ж, тогда, я должен заставить ее "полюбить" меня, как вы выразились. Однажды она "полюбила" меня и дала обещание, чтобы его нарушить, требуется согласие двух людей. Я надеюсь заставить ее полюбить меня так, как когда-то она любила, согласно ее письмам, по крайней мере, когда мы поженимся.
– Она никогда не выйдет за вас, — твердо сказала Молли.
– Тогда если она отдаст предпочтение кому-то еще, ему будет позволено прочесть ее письма, адресованные мне.
Молли едва не рассмеялась, она была уверена и не сомневалась в том, что Роджер никогда не станет читать письма, предложенные ему в таких обстоятельствах. Но затем она подумала, что он испытает от всего случившегося сильную боль, и от общения с мистером Престоном, особенно если сначала не узнает обо всем от Синтии. И если она, Молли, может избавить его от боли, она это сделает. Прежде чем она смогла решить, что сказать, мистер Престон снова заговорил:
– На днях вы сказали, что Синтия обручена. Могу я спросить, с кем?
– Нет, — ответила Молли, — не можете. Вы слышали, она сказала, что это была не помолвка. Вы думаете, после всего того, что я от вас услышала, я могла бы вам сказать, с кем? Но вы можете быть уверены в одном, он никогда не прочтет ни строчки из ваших писем. Он тоже… Нет! Я не стану рассказывать о нем перед вами. Вы никогда не поймете его.
– Мне кажется, что этот таинственный "он" очень счастливый человек, раз у него такой горячий защитник, как мисс Гибсон, с которой он вовсе не помолвлен, — произнес мистер Престон с таким неприятным выражением на лице, что Молли вдруг поняла, что вот-вот расплачется. Но она справилась с собой… во-первых, для Синтии, а во-вторых, для Роджера.