Жернова. Книга 2
Шрифт:
Бренн шел за наставником вдоль круговой открытой анфилады, не отрываясь от захватывающей дух панорамы. На миг ему стало легче — будто окружающий его простор дарил силы, а морской ветер, свободно гуляющий в арочных проемах, смыл боль и усталость. Огибая башню, он видел высокие шпили и крутые крыши Бхаддуара, ажурную громаду дворца Розаарде, затем часть огромного порта, Небесную иглу с дирижаблем, суда, скользящие по водной глади Серебряной гавани, и сверкающую морскую синь до самого горизонта, отливавшую розовыми закатными отсветами…
За проклятые полгода он сумел выползти из подземелья и подняться, он выжил,
Они вошли в просторную комнату для слуг. Не дожидаясь приказа, горбун велел принести теплой воды и чистых тряпок. Припав к оловянному кувшину, Бренн жадно глотал живительную влагу, и затем медленно осел на шершавые плиты. Подушечки пальцев жгло и покалывало, мышцы дрожали. Поджав губу и выдвинув тяжелый подбородок, Хрящ с презрением смотрел на него. — Жидковат ты для кортавида, — будто сквозь вату, слышал он, уставившись на прикрытое деревянными просечными ставнями окно. — Видать, на пройдоху Перу-Пели очередная блажь нашла — благоволит тебе удача, — сургач ухмыльнулся, снимая с полки пару бутылей синюхи. Двое рабов втащили в комнату глубокий латунный чан, уже наполненный водой, и, повинуясь жесту управляющего, подхватили Бренна, поставив на ноги.
— Садись в воду и не вздумай визжать, — крепкое бухалово всю дрянь из ран выедает, — равнодушно объяснил Акулий Хрящ, выливая в чан синюху. В помещении повис густой запах синей сливы. Стиснув зубы, Бренн опустился в воду, и не смог сдержать крик от дергающей боли в месте ожога. Но все же после мощной встряски в Аквариуме боль казалась притупленной, тело реагировало слабее. Надев рукавицы из сушеных водорослей, порхи принялись тереть воспаленную израненную кожу, смывая с Бренна ядовитую краску. Вот тут пришлось кусать губы — рабы даже не пытались сделать процедуру менее болезненной, — им было плевать.
Бронзовая краска затянула поверхность воды густой мерцающей пленкой. — Ша! — хлопнул ладонью по столу Хрящ, останавливая помывку. Бренн глубоко вздохнул, поняв, что не дышал вовсе, пока его терли. В голове звенело, как в пустом ведре. Если бы не боль, он бы заснул прямо в тазу. Ожог поверх раны на бедре пульсировал, раны кровоточили, особенно на плече. Глотка пересохла, хотя он только что выпил полкувшина воды.
Из старого моряцкого рундука Риган достал пыльную бутылку рома, и вытянув крепкими зубами побуревшую пробку, плеснул темную жидкость в свою кружку. Воздух отяжелел от густого пряного запаха черной патоки. — Вытирайся, — ветхая тряпка, заменявшая полотенце, полетела в лицо Бренну. Прикладывая ее к коже, он старался не задевать опухшие, сочившиеся кровью раны и ссадины.
— Мазать твои царапины целебной дрянью времени нет, — сообщил сургач. По его знаку горбун ловко затянул чистым холстом бедро и плечо Бренна, затем, пятясь и кланяясь, скрылся за тяжелой дверью. Подождав, пока стихнут шаркающие шаги, Риган продолжил, откинувшись в кресле: — Тухлый Краб сейчас ярится от злости, — ты ему шибко досадил своей храфновой победой… Во-первых, из-за тебя он нехило потерял на ставках, а во-вторых, ты почему-то не сдох, да еще
Все, что говорил Хрящ, было понятно и без объяснений… Бренн не понимал другого — чего тот возится с ним, если уже получил деньгу от Морая и не хочет подставляться перед ан Хурцом? А если он получил лишь задаток, то с чего выказывал такое безразличие к участи Бренна и не особо напрягался, чтобы помочь советами?
— Но если бы я сдох, то вы… не получили бы обещанного выкупа… — закинул удочку Бренн, пытаясь прощупать наставника и ожидая реакции. Сургач отреагировал резко: — Ты перебил господина, порх? Жаждешь отсюда сверху попасть прямиком в Харчевню?
— Но… ведь теперь я не порх, а вольноотпущенный кортавида… Разве не так? — нагло спросил Бренн, желая немедленно подтвердить свой нынешний статус, изменившийся за последние полчаса. Кто он, в конце концов, — раб или свободный…
Подняв бровь, наставник тянул паузу, сверля Бренна холодными серыми глазами, но от прямого ответа уклонился. — Ты и впрямь решил, что кто-то из зрителей будет интересоваться твоей дальнейшей судьбой и что-то уточнять про твой теперешний статус? Или, может, с твоей спины уже срезали печать раба? — Этими словами Хрящ четко дал понять, что в данный момент и свобода, и жизнь Бренна полностью зависят от него.
— По моей задумке я привел тебя в башню, чтобы вроде как уберечь молодого кортавида-победителя от возможных неприятностей…
— Неприятностей? — Бренн непонимающе уставился на сургача, и тот снизошел до объяснения:
— Уцелевшие в прошлых Играх кортавида не жалуют новичков-соперников. Чем меньше везунчиков, вроде тебя, тем больше ценятся их собственные умения, тем больше щедрых поклонников им благоволят, а значит — приближается шанс выкупить себя. Так что на утро после Игры в бараке или лекарне нередко находят труп свежеиспеченного кортавида со свернутой шеей.
Бренн нахмурился. Неплохую отмазу придумал себе Хрящ. За доказанные убийства в Казаросса жестоко казнили, но в то же время поощряли зависть, стукачество и соперничество между бойцами-порхами. Это позволяло в зародыше подавить бунт, пресечь сговор, мятежные настроения и мысли о побеге. И судя по словам Хряща, Бренна придушат в бараке просто из ярой зависти — лишь за обещанную Тухлым Крабом вожделенную свободу, которую другим придется добывать, рискуя шкурой… И свидетелей точно не найдется, в этом он не сомневался.
— Так вот, вникай, — до окончания Игры Золотых рыбок хозяин и наставники с воспитателями будут находиться в Казаросса. Даже с учетом подводных боев, которые скоро начнутся, это займет пару-тройку часов, не больше. За отпущенное тебе время ты должен покинуть Свартрок.
Бренн с трудом справлялся с нетерпением узнать, что его ждет дальше. Похоже, он ошибался насчет Джерга Ригана, — не такой уж он и жлоб… Но как именно сургач поможет ему сбежать?
— Господин, а как мы сможем…
— Не мы, девяносто девятый, а ты, — прервал наставник, тяжело уставившись на него, — неужто ты и впрямь подумал, что я готов рискнуть своим положением из-за раба, которого хозяин обрек на смерть, но опрометчиво пообещал свободу ради собственной популярности? Пустые иллюзии опасны для жизни и здоровья, порх…