Жернова. Книга 2
Шрифт:
Причем, особая гнилая хитрожопость этого плана заключалась в том, что включал в себя обязательное убийство одного, двух или больше рабов… Сургач вязал Бренна кровью. Зачем? Ведь это значит, что на отлов кровавого убийцы Служба спокойствия и правопорядка немедля бросит все силы. По его следу пойдут гончие-скорпы, среди которых, наверняка, окажется Вислоусый. В том, что его схватят, где бы он не прятался, Бренн не сомневался ни на минуту, — система поимки, изоляции и безжалостного уничтожения преступников в Лааре работала безупречно. И вот тогда мучительные пытки и страшная казнь на площади Искупления ему обеспечена.
Пока он не совершил смертоубийство, у него есть шанс на жизнь. На свободную жизнь. Ну, и главное — убивать Бренн не хотел. Кровью он был сыт по горло.
А уважаемый
Но тогда зачем наставник обнадеживал его, водил «знакомиться» с многоруким гадом, зачем обещал помощь, зная, что она не понадобится? — мучился в непонятках Бренн. Хотя что тут непонятного — может, Хрящ совесть свою заговаривал, чтоб не свербело, да заодно подстегивал надеждой живца, чтоб он стал порезвее, и представление удовлетворило взыскательную публику. А когда Бренн, к его явной досаде, справился с монстром, пришлось выполнить часть плана и увести его в Свартрок.
А может, все еще хуже. Что, если Хрящу не просто плевать, а даже выгодно, чтобы Бренну-убийце вспороли брюхо при побеге? Тогда перед Тухлым Крабом сургач будет чист, как белая голубка. Потому он и не упоминал о караульных, которые наверняка обходят территорию вокруг Свартрока. Да уж, план побега — самое настоящее дурилово… Однако, полгода, проведенные на Скотном дворе, где людей считали по головам, как овец, выбили из Бренна все ребячьи иллюзии. Инстинкт многократно «битого» порха орал, вопил во все горло, что даже попытка напасть на слуг станет последней глупостью в его жизни. Робкая надежда на то, что Хрящ и вправду захотел помочь, пусть и не бескорыстно, растаяла, как медуза на берегу под палящим солнцем. После окончания представлений в Казаросса, сургач отправится глушить синюху в Старой каракатице, с нетерпением ожидая сообщения о поимке или гибели неудачливого раба. Чтобы закрыть этот вопрос как можно скорее…
А еще… Бренн открыл глаза… А еще… — сказал он себе — в круговерти событий, ты постоянно забываешь о том, что с тебя не спускает глаз неведомый Заказчик, который преследует тебя, как одержимый, и по неизвестным причинам ищет твоей смерти. «Не забываю, просто… об этом я подумаю позже», — мелькнула вялая мысль, и Бренн потерял сознание…
***
Сквозь щели просечных ставен на каменный пол падали лучи вечернего солнца. Морщась от боли, он залез на широкий оконный откос и сбросил крючок, ожидая увидеть в проеме решетку. Но решетка была не нужна — далеко внизу, о дикие скалы, из которых росла древняя башня, бился океан. Чайки, парящие низко над водой, казались белыми точками, а большие бриганты — игрушечными лодчонками.
Стена внизу упиралась в узкий каменистый выступ, переходивший в крутой склон, который резко обрывался в бездну. Похоже, по этому карнизу, согласно плану Хряща, ему и предстояло обогнуть башню. Он присмотрелся. Поскольку Свартрок был построен на скальном утесе, вздымающимся под углом, то со стороны океана основание башни находилось гораздо выше, чем ее подножье со стороны города. И расстояние от окна до каменистой поверхности было вполне преодолимым. Только вот вряд ли удастся спрыгнуть так, чтобы удержаться на узком карнизе возле стены… Скорее всего он приземлится на крутой склон и весело покатится по нему, чтобы через пару секунд сорваться с утеса.
Лежа на животе в стенной оконной нише, Бренн продумывал свой собственный план побега, который мало по малу становился все более жизнеспособным…
Предположим, он прыгнул из окна. Не поломался, не сорвался вниз… Однако после прыжка погасить удар перекатом в сторону он не сможет — слишком узка горизонтальная поверхность возле стены. Что дальше? Если сползти по склону до края утеса и прыгнуть с такой высоты, не
Так, дальше… Горбуну велено заходить и проверять пленника каждый час. А с тех пор, как ушел Хрящ, Бренн уже с полчаса как глазеет на стены башни, и до прихода управляющего осталось всего ничего… Значит, придется выждать — пусть тот убедится, что порх валяется в отключке, и тогда до следующей проверки хватит времени, чтобы сделать первую и последнюю попытку побега. Ждать! Но ждать просто невозможно! — вдруг уже сейчас по галерее идет предвкушающий расправу Шило в сопровождении Хнора. Что они с ним сделают? Выбросят в окно, придушат, перережут горло? Нет, так легко он не отделается. Шило спит и видит, как бы отволочь его в Харчевню и, от души поглумившись, отправить на корм рыбам.
Бренн сделал глубокий вдох и очень медленный выдох через почти сомкнутые губы. Ровно и медленно задышал, отгоняя страшную картину и убеждая себя, что сейчас он просто ничего не успеет предпринять, а вынужденные минуты ожидания позволят хоть немного прийти в себя и успокоиться. Он снова припал к кувшину, глотая оставшуюся воду, вспомнив, как сам заставлял тетушку Уллу выпаивать Дуги, чтобы вместе с мочой быстрее выходил яд розовых медуз. Медузы… Медузы! «Розочки», розы! Так вот на какие розы намекал Морай. Ни капли не доверяя Джергу Ригану, он скрыл от него место встречи, но дал понять Бренну, что ждать его будет у Черного зуба, где побережье изрезано множеством крошечных бухт и сухих пещер. Ведь именно там они с Дуги отбивались от «розочек». Мог бы и раньше догадаться, — обругал себя Бренн. Что-то он стал туго соображать, всего полгода побыв в роли дрессированного осла. И не удивительно — ведь вся система Казаросса была направлена на то, чтобы уничтожить зачатки человеческого в молодых порхах, сделать их тупыми похотливыми животными, агрессивными в ходе игр и трясущимися от страха перед ужасными наказаниями.
Вытянувшись на тюфяке, он постарался расслабиться, начиная с судорожно сжатых век и стиснутых челюстей, делая медленные вдохи и долгие выдохи. Когда веки перестали дрожать, а пересохший рот наполнился слюной, он мысленно двинулся к затылку, плечам, где в затвердевших от напряжения мышцах коренилась боль. Затем от плеч — вдоль рук и ног — к пальцам. Тело становилось тяжелым. Казалось, что он превращается в мерно дышащую ящерицу, безмятежно распластавшуюся на горячем от зноя камне.
Скрежетание ключа заставило очнуться, но глаз он не открыл. Сердце бешено застучало — он вдруг испугался, что позабыл закрыть оконные ставни. Но спустя секунду понял, что в комнате царит полумрак, ощутив это через прикрытые веки. Значит, не забыл, просто сделал это механически… Шарканье босых ступней, тяжелое дыхание — рядом с тюфяком присел горбун. И не спешил уходить. Почему так долго? Смотрит? Бренн вдыхал едкий запах пота и чувствовал дурной запах изо рта слуги.
— Эй, порх! — резкий толчок в ободранное плечо. Ожидая чего-то подобного, Бренн застонал, изображая беспамятство. Посидев пару минут возле тюфяка, горбун, наконец, пошлепал к двери. Хлопок, скрежет засова. Тишина. И лишь спустя минуту — едва слышное шуршание подошв — видно недоверчивый старик прислушивался к звукам в комнате, стоя с другой стороны…
От нетерпения Бренн резко поднялся, и в глазах потемнело. Переждав приступ тошноты, отдышался, добрался до оконной ниши. Страх разбиться о камни нехотя отступил перед страхом унижений и неминуемой смерти от руки Шила… Теперь нужно лишь сосредоточиться и собраться. Он пытался нащупать в себе хотя бы каплю яджу, чтобы унять слабость, но тело казалось совершенно пустым, как черное беззвездное небо перед рождением новой луны. Ни искры, ни проблеска. Тошнота и дрожь не проходили, и потому он двигался медленно… прям, как старая Ойхе, когда у нее болит спина. Этот мелькнувший образ из прежней жизни чуть отвлек, чуть ободрил.