Жертвы Ялты
Шрифт:
Многие хотели как можно скорее связаться с советскими представителями и рассказать свою историю. Они надеялись, что соотечественники поймут, какие нечеловеческие страдания заставили их работать на немцев. Полагая, что англичане мешают им связаться с советским посольством, и стараясь отмежеваться от своих товарищей по несчастью, слишком запятнавших себя сотрудничеством с немцами, пленные устраивали в лагерях «мелкие бунты и голодовки»; поэтому британский МИД, во избежание недоразумений, старался уговорить советских представителей встретиться с пленными *273.
Первый серьезный инцидент в этой связи произошел в лагере Баттервик, в Йоркшире. Сюда из транзитных лагерей на юге страны были переведены несколько сотен советских граждан разных национальностей — грузины, татары, жители Средней Азии,
Вскоре по прибытии в лагерь некоторые начали требовать, чтобы им разрешили вернуться в СССР для участия в борьбе против нацизма. Они составляли петиции и посылали их английским военным властям, в советское посольство и военную миссию. Комендант лагеря, основываясь на сообщениях капитана Нарышкина, владевшего русским, писал по этому поводу: «Агитация за возвращение в Россию вызвана скорее всего страхом перед тем, что с ними станет, если они не заявят открыто о своем намерении [возвратиться], а не какими-то другими причинами» *274. По совету юрисконсульта МИДа Патрика Дина, пленным объяснили, что в проволочках повинны советские, а не английские власти, но это только подлило масла в огонь *275. Напуганные молчанием представителей своей страны и понимая всю двусмысленность своего положения, обитатели Баттервика — их было около 550 — приходили все в большую панику. В петиции от 30 августа они жалуются: «Нам выдали одежду военнопленных, мы считаем это оскорбительным». Петицию подписали те, кто был взят в плен в гражданской одежде: наверное, они боялись оказаться в одной компании с пленными, попавшими к англичанам в немецкой форме и тем себя скомпрометировавшими. Они отказались надеть выданную им форму военнопленных и объявили забастовку. Комендант лагеря приказал снять палатки бунтовщиков и посадить их на хлеб и воду. Некоторые тут же заболели, но, несмотря на зарядивший на сутки дождь, «не проявляли никаких признаков слабости, хотя кое-кто все же надел форму». Как подчеркивалось в рапорте в военное министерство, пленные настолько привыкли к суровому обращению в концентрационных лагерях на континенте, что очень сомнительно, чтобы на них подействовало наказание… Положение может изменить лишь визит представителя советского посольства или хотя бы весточка оттуда.
Отметив, что пленные немного успокоились («они надели штаны»), военное министерство настоятельно рекомендовало приложить все усилия к тому, «чтобы к этим русским военнопленным как можно скорее пришел кто-нибудь из советской миссии и разъяснил им их положение» *276.
Напомним, что советская военная миссия несколько недель делала вид, будто никаких русских военнопленных просто не существует. (Бригадир Файербрейс ответил на это главе советской военной миссии Н. Харламову: «Я могу их вам показать».) Однако на дворе стоял уже сентябрь 1944 года, и советские представители наконец-то получили инструкции из Москвы: было объявлено, что генерал-майор Васильев из советской миссии посетит лагеря русских военнопленных в Йоркшире *277.
До этого советские представители должны были совершить обряд, неизбежно предшествовавший всем переговорам. Капитан Солдатенков, русский эмигрант, работавший в английской разведке, представил отчет из лагеря в Кемптон-Парке об обширном заговоре, организованном русскими эмигрантами с целью воздействовать на лояльность советских военнопленных в отношении коммунистической партии и государства. Солдатенков утверждал, что нити заговора, задуманного Русской Православной Церковью за рубежом, дотянулись из Сербии до Лондона, а теперь уже — до лагерей на севере Англии. Возглавляли, дескать, этот заговор бывший командир московского гвардейского полка генерал Гальфтер, председатель
На самом деле рапорт капитана Солдатенкова предназначался для того, чтобы впоследствии, когда между советскими представителями и пленными в лагере установится контакт, объяснять страх пленных перед возвращением в СССР происками эмигрантов *279.
Комендант лагеря в Каттерике из чистого милосердия (а, возможно, и руководствуясь Статьей 16 Женевской конвенции) разрешил священнику лондонской православной церкви навещать военнопленных и совершать богослужение. Прибыв в Йоркшир, отец Михаил Польский, к своему удивлению, обнаружил, что многие советские граждане прекрасно осведомлены о литургии. Служба проходила в большом бараке, куда битком набились военнопленные, и даже просоветски настроенные офицеры «внутреннего круга» с любопытством наблюдали за службой. Около семидесяти пленных исповедались и причастились. Затем отец Михаил побеседовал с ними и подарил музыкальные инструменты и собранные его прихожанами русские книги, не имеющие никакого отношения к политике. Он отметил, что пленных очень хорошо кормят, а английские офицеры поделились с ним надеждой, что русские увезут домой добрые воспоминания о британском гостеприимстве. Однако после жалобы Солдатенкова все визиты такого рода были запрещены.
Рассказ отца Михаила Польского подтверждает М. Кульман, русская эмигрантка, живущая в Лондоне. Она присутствовала на собрании, где около 50 женщин и мужчин слезно умоляли её спасти их от репатриации. Они объяснили, что всех их ждет суровое наказание; но у М. Кульман создалось впечатление, что больше всего их пугала перспектива вернуться в страну безбожия. «Сталин хочет отлучить нас от Бога! — говорили они. — Мы тысячу лет жили с Богом, не может же советская власть переделать то, что существовало веками!» Но чем могла им помочь госпожа Кульман? Ей оставалось лишь бормотать бессильные слова утешения *280.
Не прошло и трех месяцев после прибытия пленных, как в лагерь приехал первый советский представитель. 8 сентября генерал-майор Васильев, новый глава советской военной миссии, объезжал Йоркшир с группой советских и английских офицеров, и англичане возлагали большие надежды на этот несколько запоздалый визит.
В первые два дня своей поездки генерал Васильев посетил лагерь Баттервик, где находилось около 3 тысяч русских военнопленных, из которых 450 все еще бастовали. Те, кто служил в немецкой армии, построились на пустой площади, и генерал обратился к ним с речью. Он сказал, что советское правительство их не забыло и что все они в конце концов вернутся домой, хотя из-за трудностей с транспортом это дело несколько затянется. На этом он закончил свое выступление и стал отвечать на вопросы пленных.
— Что с нами будет, когда мы вернемся домой?
— Не волнуйтесь, — ответил генерал. — У нас всем места хватит.
— Знает кошка, чье мясо съела, — отозвался мрачный голос.
— Вам нечего бояться: вас ведь силой заставили служить в немецкой армии.
Кто-то выкрикнул из толпы:
— Никто нас не заставлял. Мы в вас стреляли.
Но генерал был милосерден и снисходителен.
— Ну что ж, и в этом мы разберемся — отыщем виноватых и отделим их от невиновных. А вот это, — и он указал пальцем на немецкую форму одного из солдат, — бросим в печь.
— И нас вместе с нею, — не унимался мрачный голос.
Во время визита советских офицеров военнопленные держали себя в целом очень уверенно и даже вызывающе. Солдаты Русской освободительной армии обвиняли красноармейских генералов в том, что в 1941–42 годах их бросили на произвол судьбы; с гордостью выставляли напоказ нашивки РОА; и когда к ним подошел советский полковник, отказались его приветствовать, а некоторые отдали ему честь в явно издевательской манере. В ответ на упреки полковника раздалась грубая брань.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
