Жёсткая ротация

Топоров Виктор Леонидович

Зачем, например, как в рецензируемом выпуске за 26 марта, в разговоре с пианистом Николаем Петровым поминать генерала Макашова? А поминая, называть его исключительно тварью? И отвлекаться от твари только затем, чтобы упрекнуть всё отечественное искусство в неинтеллигентности и, главное, невоспитанности?

И кстати уж об интеллигентности. И знающий четыре иностранных языка Петров, и обе соведущие путались в падежах, видах и временах, жарко дискутировали на тему о том, входит ли Новый Завет в Священное Писание, где именно в Каноне расположены Десять Заповедей и включена ли в Декалог максима «Подставь другую щёку», а внучка советского графа, некогда получившего именно по щеке от Осипа Мандельштама, даже употребила мудрёное слово контаминация. Правда, невпопад.

Говорить

комплименты под видом гадостей занятие непростое, в чём-то даже, да простят меня обе дамы, перверзное. Законопослушного при любой власти и активно угодливого в ельцинскую пору Петрова «Школа злословия» превратила чуть ли не в диссидента, поставив ему в вину один-единственный грех: пианист, оказывается, приобрёл до кучи квартиру генсека (и руководителя КГБ) Андропова. До кучи — потому что жить в ней не стал. «Разве вы, жертва режима и ярый противник советской власти, любите КГБ?» — кокетничая, вопрошали дамы. Но бравый клавишник вывернулся: советскую власть он не любит, а КГБ с ФСБ — вы будете смеяться, — таки да, любит! Потому что люди там, как и всюду, бывают разные. И одного кагэбэшника — правда, отставного (вот только в отставку они не уходят) — Петров любит особенно. И, как говаривал уже не любимый ветреным виртуозом Ельцин, вы этого человека знаете!

Петров вошёл в раж, принявшись, по своему обыкновению, нести по кочкам попсу. Попсу в ящике. И можно понять почему. Ему бы хотелось, чтобы по телевизору звучала серьёзная фортепьянная музыка — и только она. И надо полагать, в исполнении одного-единственного пианиста. Но это справедливое требование имеет в устах Петрова прозрачную субъективную мотивацию, что злоязычницам следовало бы, по логике жанра, подчеркнуть. Или хотя бы сформулировать как гипотезу — с тем, чтобы тут же её возмущённо отбросить. Однако у них хватило осторожности промолчать. Оттоптались взамен на двух художниках — Глазунове и Шилове. Но где имение, а где наводнение? При чём тут Шилов?.. Впрочем, гость передачи и соведущие разошлись вполне довольные сами собой и друг другом. Культурка — она и есть культурка, Чайковского ты исполняешь или Флярковского.

Та же культурка и то же самодовольство — причём ещё менее обоснованное — сквозят в питерской передаче, которая так и называется: «Культурный слой». Семидесятилетние уроды вспоминают о том, как кружили головы и разбивали сердца, пятидесятилетние бездари — о том, как ходили в литературный кружок Дворца пионеров; похожий на жука ведущий с важным видом изрекает косноязычные банальности; все пьют маленький двойной, ходят в «Сайгон», читают «Звезду», поют Хвоста, дружат или спят с Довлатовым. Гадостей здесь не говорят, но само по себе зрелище вызывает гадливость, как КВН, в котором сборная морга схлестнулась бы с командой лепрозория — и в результате победила дружба. Жаль, Швыдкой не смотрит Пятый канал — ему бы понравилось.

2005

Сладкая парочка

Истинные звёзды сегодняшнего телевидения — Ксения Собчак и Владимир Жириновский. Самая завидная невеста страны (Первый канал) — и вечный муж обездоленных и оскорблённых. Большеротая уродка, слывущая писаной красавицей, — и старый еврей, перед каждыми выборами истерически радеющий за русский народ. Папина дочь, в которой больше, правда, от мамы, — и отец собственного заместителя по парламентской фракции. Ксения Анатольевна, по горькому слову Виктора Шендеровича, компрометирует саму идею демократии в нашей стране как её зримый, чересчур зримый плод, тогда как Владимир Вольфович компрометирует буквально всё, о чём говорит и даже умалчивает. Однозначно! Ксения ненавидит Анастасию Волочкову (о чём на НТВ снят целый сериал), а Вольфович грозится, придя к власти, повесить Дмитрия Рогозина. К власти он, правда, придёт не раньше, чем мисс Собчак станет примой Большого театра, хотя, конечно, чем чёрт не шутит. Я и про власть, и про Большой.

Ксения телешоу ведёт, Вольфович шоу всякий раз устраивает. Хотя, пожалуй, уже не всякий, а через раз.

Бывает, его приглашают в «серьёзные» аналитические программы (скажем, к Пушкову

в «Постскриптум» или в «Вести недели») — и он ведёт себя соответственно аналитиком. Аналитику плеваться ни в оппонента, ни в публику не положено — вот он и не плюётся. Рассуждает о президентских выборах — и предлагает себя в зиц-президенты 2008–2012: между Путиным и Путиным. Даже четыре года ему не нужны: так, месячишко-другой в Кремле перекантоваться — и хватит. Рогозина повесить и в физиономию Бушу лишний раз плюнуть. Хотя в 2008-м президентом в Америке будет уже не Буш. Ксения, напротив, уже с трудом сдерживает слюну. И всё равно депутат — от той же рогозинской «Родины» — выходит с совместного с нею эфира («Неделя» на REN-ТВ) как оплёванный. Она на него ещё и в суд подаст — за клевету! Клевета, вообще говоря, не дело частного обвинения, но у неё и в суде всё схвачено! Хорошо бы их с Жириновским поженить и отправить с дипломатической миссией на родину Рабиндраната Тагора!

Характерно, что оба в телеэфире уже запели. Жириновский давно, Собчак недавно. Кто из них составит конкуренцию Верке Сердючке, сказать пока трудно. Шансы опять-таки есть у обоих.

Отдельный вопрос, почему телезвездами стали именно эти двое. Причём именно сейчас — когда нет выборов ни в России, ни в Петербурге, а телевидение борется с антисемитизмом и порнографией. Неужели не понятно, что сладкая парочка, вкупе и порознь (хотя вкупе они вроде бы на экране ещё не мелькали), низкопробна и попросту непристойна, а с точки зрения даже не слишком оголтелого юдофоба, более чем виктимна? У нас что, сатириков мало — хоть бы и в губернаторах? Или размалёванных девиц в подтанцовке? Некому соврать народу, кроме Жириновского? Некому схамить с экрана, кроме как рослой молодой хабалке в «юбочке из плюша» с не то украденными, не то, наоборот, подаренными брильянтами на 600 000 у. е.?

А знаете, наверное, таки да, некому. Политики коротки и неказисты, как жизнь эстрадного артиста. Красавицы заняты по основному назначению на самых дальних подступах к вожделенному ТВ. А главное, и те и другие не нравятся одному-единственному человеку, угодить которому, вещая по двадцать, а то и по двадцать четыре часа в сутки, стремится метровое и мечтает дециметровое телевидение.

А Ксения Собчак ему нравится?!!

А Владимир Жириновский?!!

Или как истинный разведчик, определяя их в круглосуточный эфир, он проводит непостижную уму многоходовую спецоперацию? Истинная цель которой — в выработке у населения рвотного рефлекса на телесигнал и, может быть, даже на невключенный ящик?

Но если так, как он собирается баллотироваться на третий срок?

Ах да, я забыл, третий срок он пропустит. Тогда всё и впрямь становится на свои места.

2005

Стилистические разногласия как политическое кредо

«У меня с советской властью разногласия прежде всего стилистические» — так формулировал своё кредо знаменитый политический диссидент. И отсидел за эти разногласия в лагере, и вынужденно эмигрировал во Францию. И в памятном октябре 1993-го оказался одним из немногих интеллектуалов, безоговорочно осудивших расстрел парламента, проведённый под предлогом «спасения демократии». Покоробивший его, не исключено, прежде всего эстетически: ельцинский путч был не только и не столько антиконституционен, сколько главным образом некрасив. Низок и некрасив — этика и эстетика неизменно гуляют рука об руку.

О стилистических разногласиях с властью — сперва ельцинской, потом путинской (да и Киселевской — на НТВ) — ведёт речь и знаменитый тележурналист, только что отлучённый от всероссийского экрана. С той только разницей, что разногласия Андрея Синявского представляли собой вызов, тогда как разногласия Леонида Парфёнова несомненно являются ответом (в терминологии Тойнби). Причём ответом пассивным, ответом в существенной мере эскапистским. Можно протестовать против войны, а можно уклоняться от призыва в армию. Парфёнов избрал вторую тактику, но сделал это столь демонстративно и не в последнюю очередь блистательно, что его ответ начал с какого-то момента восприниматься как вызов.