Жестокая свадьба
Шрифт:
— Тогда в воскресенье, — Дан так и не выпускал ее руку.
— Я не умею кататься на сноуборде, — она все-таки освободилась и открыла дверцу, но Даниял уже выскочил первым.
— Тогда покатаемся на тюбах.
На тюбах можно. На тюбах круто. Данка пообещала, что подумает, но только, чтобы наконец Дан ее отпустил. Никуда она с ним не поедет, слишком мало у них точек соприкосновения. Человек, который учился в Лондоне, никогда не поймет, что такое, когда совсем нет денег. И не на бензин — на проезд в троллейбусе. А значит, и говорить им
На этаж Данка поднималась с сердцем, которое весило больше самой Данки.
Данка вяло жевала завтрак и смотрела в окно. День был чудесный, хоть и с минусовой температурой — в марте мороз! «У вас что, всегда такая весна?..»
Снова Дан. Ну сколько можно о нем думать?
Он донимал ее весь пятничный вечер, поминутно интересуясь, поехала ли она домой, нужно ли ей вызвать такси или, может, лучше приехать самому? Закончилось тем, что вернувшись домой и сдержанно ответив на пожелания спокойной ночи, Данка выключила телефон и не включала до сей поры.
Ольга с вечера уехала на дежурство, а после собиралась на свидание с Богданом — он добивался ее расположения уже достаточно давно, переждал два ее увлечения — серьезное и не очень — и даже Олька признавала, что парень заслужил, по ее определению, «доступ к телу».
— Ты к нему совсем-совсем ничего не чувствуешь? — допытывалась Дана.
Оля старательно морщила лоб, напряженно вглядывалась в потолок, а потом покатывалась со смеху при виде огорченной мордашки младшей сестры.
— Данка, я же врач, для меня любовь и секс — это лишь химические и физиологические процессы, происходящие в организме. Полезно для здоровья, не более того. Богдан красивый мужчина с нормальной эрекцией, на сегодняшний день это единственное, что меня интересует.
Данка краснела и отворачивалась, а Оля серьезно добавляла:
— Думаю, тот ген, который отвечает за влюбленность, у меня полностью атрофирован, сестричка. Если я и влюбляюсь, то максимум на три дня.
— А потом?
— А потом разлюбляю.
Но глядя на поникшую Дану, Оля смягчилась:
— Ты что, влюбилась? В Даника?
Дана вновь вспыхнула, однако все же спросила:
— А как у тебя получается? Разлюблять?
— Очень просто. К примеру я мысленно беру скальпель и представляю, как отрезаю ему яйца. А потом представляю его лицо…
Данка хоть и привыкла, что юмор у сестры довольно своеобразный, снова покраснела, и только тогда Оля осторожно спросила:
— Данчик, может, не надо его посылать? Может, поедь, погуляй?
Она в ответ упрямо мотнула головой, и Оля, уходя, напоследок лишь вздохнула. Дана как раз допивала кофе, когда в дверь позвонили.
Наверное, показания счетчиков снимают. Она распахнула дверь и чуть не свалилась, увидев за порогом Данияла в полной экипировке сноубордиста разве что без шлема. В его руках был телефон.
— Ты второй день не на связи, — без тени смущения сказал мужчина, а у нее чуть сердце ему навстречу из груди не выпрыгнуло. От радости или от волнения,
— Да? Правда? Разрядился, наверное… — забормотала Данка, но ее тут же перебили.
— Ты не забыла, что мы едем за город?
Она только открыла рот, чтобы соврать, что у нее болит горло и даже приготовилась кашлянуть, но Дан уже шагнул в коридор, оттеснив Данку к стенке.
— Одевайся!
Только сейчас она сообразила, что стоит перед ним в трикотажной футболке и шортах — квартира выходила на солнечную сторону, и в такие дни, как сегодня, когда солнце заливало весь дом, было очень тепло. Но Дан старательно отводил взгляд от ее голых ног, поэтому Данка поторопилась скрыться в глубине квартиры.
— Будешь кофе? — крикнула погромче.
— Нет, спасибо, я завтракал. У вас жарко, я подожду в машине, — донеслось из коридора, а потом следом: — Телефон возьми, у меня в машине зарядка.
Дверь хлопнула, и стало тихо. Дана выудила из недр шкафа Ольгины утепленные спортивные штаны — это было единственное, что хоть отдаленно напоминало горнолыжную одежду. Они даже не были непромокаемыми — ни одна из них горнолыжным спортом не увлекалась, и в такой одежде необходимости не было.
Пуховик Данка надела свой — во-первых, он не длинный, в нем удобно, а во-вторых, все равно другого не было. В демисезонной куртке она точно замерзнет. Сунула в карман ключ и сбежала вниз.
Даниял стоял возле «Гелика», и Данка снова ощутила себя невыразительным пятном на фоне сверкающих на солнце поверхностей внедорожника и умопомрачительного мужчины рядом. Тем временем Дан скептически осмотрел ее с ног до головы.
— Ты так вымокнешь, Дана, — и как у него звучит с придыханием это «Дана»! — твоя одежда совершенно не годится. Давай сейчас заедем в магазин…
— Тогда я не еду, — быстро сказала Данка, придерживая дверцу. Даниял бросил на нее тот самый непонятный взгляд.
— Ты очень странная девушка, Дана. Садись, поехали.
— Я не собираюсь валяться в снегу, — примирительно сказала Данка, устраиваясь на переднем сиденье, — мы ездили с ребятами кататься на тюбах, они устойчивые. Вот когда на санках катаешься, тогда да, ты как снеговик.
— Тебе неинтересно попробовать на сноуборде или лыжах?
— Не знаю… Наверное, экстрим это не мое. А ты где научился?
— Мы с друзьями часто выезжали в Альпы.
— Ясно, — хмыкнула Данка, — прости, как я могла забыть. Куршавель?
— Ишгль, Вербье, — начал перечислять Дан, то ли не уловив в ее голосе ехидство, то ли не обратив внимание, — ну и Куршавель тоже.
Снова она наглядно увидела черту, которая отделяла ее от человека, выросшего среди денег, больших денег. Единственное, что подкупало — он говорил о роскоши не кичась, без позерства, как о чем-то само собой разумеющемся. И не его вина, что для Данки это было как рассуждать о лунных пейзажах — красиво и завораживающе, но недоступно, потому не очень интересно.