Жестокие игры - 2
Шрифт:
Я уже вывел определенную закономерность из общения с мадам Верхорученко - чем большие пошлости я говорил, тем больше это ей нравилось. И я старался удовлетворить её постоянно растущие запросы.
Кончилась музыка и я хотел вернуться, но мадам мне этого не позволила.
– Потанцуем еще, - сказала она таким тоном, каким командир отдает приказ своим подчиненным занять рубеж и окопаться. И привалясь ко мне рельефной грудью, простонала: - Ах, Сережа, я от тебя балдею!
На небольшую эстраду в углу зала взобралась худая и страшная, как осенняя распутица, девица и, гнусавя, стала что-то бессвязно бормотать о неразделенной
Не успели ещё смолкнуть последние звуки музыки, как Людмила Яковлевна взяла меня за руку, твердо и решительно сказала:
– Пойдем!
И мы оказались в узком и темном коридоре, где мадам притиснула меня к стене и жадно впилась в губы. Ее жаркий язык без особого труда раздвинул мои зубы, проник вглубь меня и стал там вытворять такое, о чем я раньше лишь догадывался. Да, если бы я не был защищен любовью, то туго бы мне пришлось. Точно. Да не той любовью, которую культивирует эта "Миссис Прелюбодеяние", а настоящей, которая возвышает нас до космических высот, или низвергает в гиену огненную. Именно такая любовь была у меня на вооружении. И чихал я на прелести этой стареющей Венеры. Ни на того, блин, напала. Ага.
Мы ещё какое-то время потискили друг друга и вернулись к столу основательно помятые. Мадам взирала теперь на всех снисходительно и свысока - под её неистовым натиском пала очередная "жертва".
– А что это мы с Владиславом Юрьевичем вас нигде не видели? "ревниво" спросила Светлана. А её прекрасные голубые глаза, устремленные на меня, смеялись и сочувствовали одновременно.
– А мы это... ходили любоваться ночным городом, - ответил я с блудливой ухмылкой, чем ещё больше понравился банковскому служащему.
И здесь я заметил на полу у ножки своего стула браслет из довольно крупных бриллиантов. С моим твердым окладом надо горбатиться долгие годы, донашивая последние шмутки и питаясь исключительно святым духом, чтобы приобрести такую вот штучку. Мои оппоненты оригинальностью не отличаются. В моей многотрудной биографии уже было такое. Однажды, когда я вот также танцевал в ресторане, в карман моего пиджака, висевшего на спинке стула, была положена довольно солидная пачка долларов. Тогда мне с трудом удалось выкрутиться из щекотливой ситуации. Неужели они повторяются и задумали нечто подобное? Нет, вряд ли. Просто проверяют меня, как любил говорить один из моих клиентов, "на вшивость". Что ж, надо не ударить в грязь лицом и оправдать их надежды и чаяния.
Я сел на стул, но сделал это так "неуклюже", что уронил со стола вилку. Поднимая её, я заодно и прихватил браслет. Вилку положил на стол. Браслет естественно - в карман. Я был отчего-то уверен, что этот мой маневр обязательно зафиксирован объективом телекамеры или, на худой конец, фотоаппарата. Мне почему-то так ка-а-ажется.
Но мои действия не прошли не замеченными не только от телеобъектива, но и банковского клерка с лицом министра финансов или фельдмаршала. Он не мог скрыть самодовольной улыбки, наполнил наши рюмки водкой, а бокалы дам шампанским и торжественно проговорил:
– Светлана Анатольевна и Сергей Иванович, я хочу выпить за вас, за вашу новую семью. За то, чтобы вы всегда жили богато и счастливо!
Мы со Светланой не стали против этого возражать.
Вечер
– Сергей Иванович, у вас нет желания пойти покурить?
Я чистосердечно признался, что такое желание у меня появилось уже давно. В курительной комнате было многолюдно и накурено.
– Пойдемте на улицу, - предложил Владислав Юрьевич.
Ночь встретила нас чернильной чернотой и прохладой. Небо затянули тучи. Не было видно ни звезд, ни луны. Моя бабушка отчего-то называла такие ночи сиротскими.
Закурили. После довольно продолжительной паузы Владислав Юрьевич спросил:
– Сергей Иванович, а сколько вы получаете за свою работу?
– Не скажу, - ответил решительно.
– Отчего же?
– Будете долго смеяться.
– И все же?
– не отставал он.
– Где-то около четырех тысяч.
– Рублей?
– Естественно.
– Да, не жалует вас государство, - посочувствовал он.
– Это точно. Не жалует, - согласился я.
– Но ведь у вас в связи со свадьбой намечаются большие расходы?
– Это точно, - вздохнул я обреченно.
– Займу у друзей. Как-нибудь выкручусь.
– В связи с этим у меня к вам есть весьма для вас заманчивое предложение.
Мой оппонент пер прямиком к намеченной цели, как атомный ледокол по ледяным торосам. Он торопливо нанизывал на крючок жирного червя, полагая, что я с удовольствием его слопаю. Святая простота! Нет, дорогой, видит Бог, но кушать эту наживку придется тебе самому. Такова участь всех дилетантов на свете. Ибо не разбираешься ты ни в тактике, ни в стратегии ведения борьбы с такими кондовыми мужиками, как Сергей Иванов. Извини, но, как говорится, каждому свое: одному - попадья, а другому - попова дочка.
– И что же это за предложение?
– спросил я после некоторой паузы, связанной с размышлениями на заданную тему.
– Вы могли бы давать нашему банку юридические консультации за определенную, естественно, плату.
– Но вы ведь знаете, что нам запрещено совместительство, - возразил я.
– А я и не говорю о совместительстве. Оформим это трудовым соглашением на оказание консультационных услуг. Это ведь не запрещено законом. Кроме того это для вас будет не обременительно - пару раз в месяц, не больше. Наш банк очень нуждается в таких людях, как вы, с вашим опытом и знаниями. Поэтому, уверен, скупиться на оплату ваших услуг не будет. Так как?
– А вы уполномочены решать кадровые вопросы?
– В определенной степени. У меня хорошие отношения с управляющим.
– Вот когда вы с ним переговорите на этот счет, тогда и потолкуем.
– А в принципе? В принципе вы не против?
– Я подумаю. Посоветуюсь со Светланой, - пообещал я.
Расстались мы в этот вечер почти друзьями.
Глава шестая: Говоров. Третий "господин".
Все те же симпатичные ребята с хорошо развитой мускулатурой и с почти не тронутыми цивилизацией мозгами, которые совсем недавно едва не помогли мне стать хомо бывшими, подхватили меня по белы руки, выволокли в холл и по винтовой лестнице подняли на второй этаж. Напротив массивной дубовой двери они придали моему телу строго вертикальное положение, одернули мой пиджак, разгладили руками, и тот, кто имел преимущественное право голоса, сказал удовлетворенно: