ЖЕСТОКИЕ РОМАНТИКИ ПРОТИВ КРОВАВЫХ ГЕГЕМОНОВ. Том 7.
Шрифт:
А большой минус этих двух «братов-акробатов» — ошибку 1917 года использовала то одна, то другая сторона. «В 1925 году Сталин взял под защиту Зиновьева и Каменева против моей критики их поведения в 1917 году», — вспоминал Бронштейн в своих мемуарах. Теперь эту критику эффективно применял и Сталин. Как и раньше и с новой оппозицией Сталин талантливо «фехтовал», остро ловил на противоречиях, например, Сталин: «Тов. Троцкий стал тем каналом, по которому мелкобуржуазная стихия проявляет себя внутри нашей партии. Мы должны принять все меры, чтобы охранить от заразы этого не большевистского учения те слои партии, на которые оно рассчитывает, именно — нашу молодёжь, тот будущий состав, который должен взять в руки судьбы партии.
Зиновьев писал о троцкизме в 1925 году: «Последнее выступление тов. Троцкого («Уроки Октября») есть не что иное, как уже довольно открытая попытка ревизии или даже прямой ликвидации — основ ленинизма. Пройдёт самое короткое время, и это будет ясно всей нашей партии и всему Интернационалу» (см. Зиновьев, «Большевизм или троцкизм», сборник «За ленинизм», стр. 120). Сравните эту цитату Зиновьева с заявлением Каменева в своей речи: «Мы с Троцким потому, что он не ревизует основных идей Ленина», — и вы поймёте всю глубину падения Каменева и Зиновьева».
В этой борьбе Сталин показал себя и как более искусный оратор, например, Сталин: «Партия есть основная руководящая сила в системе диктатуры пролетариата. Как обстоит дело на этот счёт у Зиновьева?.. Достаточно взять хотя бы следующее место книги Зиновьева «Ленинизм», чтобы убедиться в этом: «Что такое, — говорит Зиновьев, — существующий в Союзе ССР строй с точки зрения его классового содержания? Это диктатура пролетариата. Какова непосредственная пружина власти в СССР? Кто осуществляет власть рабочего класса? Коммунистическая партия!
В этом смысле у нас диктатура партии». Этой формулой, взятой без оговорок, как бы подсказывает:
а) беспартийным массам: не смейте противоречить, не смейте рассуждать, ибо партия всё может, ибо у нас диктатура партии.
б) партийным кадрам: действуйте посмелее, нажимайте покрепче, можете и не прислушиваться к голосу беспартийных масс.
в) партийным верхам: можно позволить себе роскошь некоторого самодовольства, пожалуй, можно даже зазнаться, ибо у нас диктатура партии, а значит и диктатура вождей».
Как видим — хотя Зиновьев сказал матку-правду, но Сталин ловко всё перевернул против Зиновьева и прочих оппозиционеров и оказался перед «массами» более убедительным оратором, победителем.
Понятно, что в этом длинном списке обвинений нашлось и уже классическое обвинение — Сталин нечестно использует и даже умышленно разжигает в народе антиеврейские настроения — антисемитизм. И в самом деле — в 1926 году «параллельно» с бунтом оппозиции произошла в «массах» сильная вспышка антиеврейских настроений, недовольства, которая объективно помогла Сталину справиться с новой оппозицией, была благоприятным фоном. В первую очередь наблюдавшие за внутрипартийной борьбой «наверху» за власть русские партийцы из «сталинского призыва» определили эту борьбу как межнациональную и стали это объяснять «массам», и все вместе сочувственно «болели» за Сталина, создав этим для него благоприятный общественный фон.
Бронштейн-Троцкий об этом периоде в своей статье «Термидор и антисемитизм»(1937 г.) вспоминал: «Многие агитаторы прямо говорили: «Бунтуют жиды». И в этой же статье он этим антисемитским фактором оправдывал своё поражение: «Не забывайте, что руководители оппозиции — евреи», — вот настоящий смысл слов Сталина, опубликованных
В общем, Сталину в 1926 году было нелегко: с одной стороны — внизу, в массах прогрессировали антиеврейские настроения, а рядом торжествующие гегемоны со своими планами, претензиями и обвинениями.
Тогда, в 1926 г., Троцкий вопрос о возросшем антисемитизме поднял даже на Политбюро. Сталин в ответ якобы стал успокаивать «массы» — опубликовал заявление, что ЦК борется против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому что оппозиционеры.
Хорошим доказательством отсутствия антисемитских настроений у Сталина и наличия у него симпатий к евреям было его благожелательное отношение к строительству Израиля в Крыму. Интересно отметить, что, ещё не построив в Крыму Израиль, — лидеры сионизма очередной раз успешно расширяли его территорию. «11 февраля (1926 г.) была создана комиссия под председательством Калинина, по предоставлению которого 18 марта Политбюро приняло постановление, ключевое положение которого гласило: «1. Держать курс на возможность организации автономной еврейской единицы при благоприятных результатах переселения».
В последующих пунктах говорилось о передаче евреям для сельскохозяйственного использования свободных земель в Джанкойском районе и Евпаторийском уезде Крыма и Приазовских плавней между Кубанью и Азовским морем, а также изыскания для этих целей подходящих территорий на Алтае и Северном Кавказе (в Новороссийском округе).
30 июля (1926 г.) был принят закон, переводивший северокрымские земельные угодья в фонд Всероссийского переселенческого комитета» — отметил в своей книге Г. Костырченко.
Эта исключительная привилегия одному «избранному» народу являлась также поводом для антисемитских настроений не только среди «масс», но и среди партийцев.
В это время в СССР хорошо жилось не только сионистам, евреям у власти и евреям-нэпманам, но и даже путешествующим по планете евреям. Например, славный еврейский поэт Перец Давидович Маркиш в этот период пытался издать свои стихи в Риме, Варшаве, Берлине и в других свободных от антисемитизма городах и странах — и никто и нигде не хотел издавать его стихи на идише. Но Маркиш был ещё тот Перец, смекнул и приехал в 1926 году в СССР к Сталину — и за государственные деньги издал в СССР на своём идиш всё что хотел, понятно — это же не Ганин и не Гумилев. Захваченная и оккупированная Российская империя, а теперь СССР, — было для многих евреев самым благоприятным местом жизни. Наплыв евреев в столицы: в Москву, Ленинград и Одессу в те времена был даже намного большим, чем после «перестройки» и расстрела здания Думы — после 1993 года, и даже после 2008 года — после снятия виз для переезжающих из Израиля в Россию.
В марте 1926 года Троцкий писал Бухарину: «Мыслимое ли это дело, чтобы в нашей партии, в Москве, в рабочих коллективах, безнаказанно велась злостная антисемитская пропаганда?» И это на фоне обширных мероприятий — разъяснительных лекций, семинаров по толерантности, которые уже не первый год проводили Лурье-Ларин и Губельман-Ярославский.
В то время даже стократ запуганные остатки русской интеллигенции осмелились возмущаться, например, в 1926 году на митинге по еврейскому вопросу в Московской консерватории(!) выступил профессор Ю.В. Ключников: «Уже Февральская революция (1917) установила равноправие всех граждан России, в том числе и евреев. Создалось определённое несоответствие между количественным составом (евреев) в Союзе и теми местами, которые в городах временно евреи заняли. Мы здесь в своём городе, а к нам приезжают и стесняют нас. Когда русские видят, как русские же женщины, старики и дети мёрзнут по 9-11 часов на улице, мокнут под дождём над лотком Моссельпрома, и когда они видят эти сравнительно тёплые (крытые еврейские) ларьки с хлебом и колбасой, у них появляется ощущение недовольства.