Жестокий роман

Ангелос Валерия

Опять закашливаюсь. Ошалело смотрю на своего жестокого палача.

— Как? — спрашиваю почти беззвучно, осипшим голосом.

— Как обычно, — бросает отрывисто. — Когда мастурбируешь.

Крупная дрожь сотрясает тело, ибо я совсем не уверена, что сумею дать ему то, чего он желает.

— Я не… — нервно закусываю до неприличия распухшую губу. — Я не делаю этого.

— Ты как будто покраснела, — хмыкает он.

Это так удивительно?

Я стою на коленях. Голая. Разорванное в клочья

платье не в счет. Вся в сперме. Покорно сжимаю собственную грудь, опасаясь не исполнить очередную прихоть.

Не самое приятное положение.

— Я отодрал тебя в глотку, а краснеешь ты, потому что не умеешь дрочить.

От его слов жар опаляет кожу изнутри.

— Сведи груди вместе, — повелевает Марат. — Плотнее. Еще. Сожми соски. Сильнее. Перекатывай между пальцами. Покрути.

Я послушно исполняю все. Очень стараюсь не задумываться о природе своей покорности. Вроде и страшно бунтовать против того, кто может отыметь тебя как угодно, причем не спрашивая согласия. Но… я хочу подчиниться. Хочу понять, насколько далеко это может зайти, ощутить предел.

Во рту пересыхает.

Марат продолжает надрачивать свой член, и я не способна отвернуться, отвести взгляд от этого до жути низменного и пошлого действа.

Всего минута — он опять в состоянии полной боевой готовности. Набрякшие вены, вздыбленная плоть, побагровевшая головка. Создан пытать и карать, рвать на части.

Сглатывать больно. До сих пор чувствую его в своем горле.

— Ты доволен? — интересуюсь тихо.

Марат не отвечает, подхватывает меня под плечи и усаживает на стол. Коленом раздвигает бедра, сдвигает трусы в сторону и проводит пальцами между ног.

Я даже запротестовать не успеваю. Ни дернуться, ни шелохнуться. Тщетно пытаюсь увернуться, освободиться от жалящих прикосновений.

— Гладкая как девочка, — заключает Марат. — И совсем не растраханная.

Его пальцы по-хозяйски накрывают лоно.

— Ты не слишком опытная, зато течешь как самая настоящая блядь.

Меня передергивает от ругательства.

— Чего взвиваешься? — насмешливо бросает он. — Замужняя женщина, а заглотила чужой член по самые яйца.

— Ты… Ты же насильно…

— Под тобой лужа натекла, — обрывает ледяным тоном. — Вроде глотку драл, а горела пизда.

— Я не стану поддерживать разговор в подобных выражениях, — выпаливаю дрожащим голосом.

— Ох, ничего себе, речь завернула, — он вводит несколько пальцев внутрь, вырывая из меня утробный стон. — А как еще я должен называть свою блядь?

— Я не твоя…

— Моя, — обрывает хлестко, сжимает лоно, принуждая закричать. — Моя. С потрохами.

— Нет! — заявляю запальчиво. — Нет, нет, нет!

Будто это отрицание и правда способно оградить меня от беды.

— Думаешь,

мне нужно специальное разрешение, чтобы назвать твою пизду пиздой?

Отпускает. На краткий миг. Даже не успеваю дыхание перевести.

Марат накрывает мою грудь ладонями, сдавливает так, будто жаждет добраться до сердца, проломить ребра и разодрать внутренности.

— Я тебя деру, — устраивается между моими бедрами. — Буду звать как захочу.

— Нет, — повторяю отчаянно, срываюсь на жалкий шепот и ненавижу себя за слабость.

Почему я не борюсь? Почему не сражаюсь? Реально. По-настоящему. Он что вытрахал из меня весь разум?

— Да, — резко произносит Марат. — Ты моя сука.

Лихорадочно мотаю головой.

Никогда. Ни за что.

— Я женщина, — пытаюсь прозвучать твердо. — Я не животное.

Мрак сгущается. В черных глазах вспыхивают опасные искры. Загорается темное пламя. И даже не стоит гадать, кто сегодня обратится в пепел. Трепет сковывает каждую клетку грешного тела.

— Поглядим, — коротко бросает мой будущий убийца.

Берет презерватив, разрывает упаковку зубами, извлекает содержимое и отточенным движением надевает на член, раскатывает по всей длине ствола.

Застываю. Лед струится по венам. Наблюдаю. Глаза обжигает дичайшая боль. Что-то горячее льется по перепачканным спермой щекам. Всхлипываю, шумно втягиваю раскаленный до предела воздух. Бездействую.

Я будто парализована. Жарким взглядом, что беззастенчиво пожирает мою обнаженную фигуру. Сокрушительной мощью, что исходит от оголодавшего монстра. И чудовищным размером. Жуткий орган кажется еще более громадным и устрашающим.

Я едва дышу.

Марат сжимает мои бедра, разводит ноги еще шире и входит внутрь одним ударом. Резко и на всю длину. Вбивается телом в тело.

И да. Черт раздери. Это именно «удар». Прошивающий насквозь. Пронизывающий. Вспарывающий нутро. Удар раскаленным мечом в податливо распахнутую плоть.

Я даже закричать не могу. Лишь рефлекторно впиваюсь ногтями в широкие плечи. Теряю голос от властного и жестокого вторжения.

Рот распахнут. Глаза тоже. Настежь.

Я вся распахнута. Перед ним. Им.

Судорожно вдыхаю кислород. А выдохнуть не удается. Глоток воздуха колом забивается в горле. Когда другой кол начинает двигаться внутри. Без жалости. Мощно и жестко. Со вкусом растягивая казнь. Размеренно. Неспешно. Упиваясь ужасом жертвы.

Он достает до самого сердца.

Если не глубже.

Моя собственная кровь отражает его биение. Вглубь. Внутрь. До печени. До спазмов в струной натянутом позвоночнике.

Как ему удается? Целиком и полностью поработить. Войти до предела. Пропитать сознание дурманом похоти. Гребаный опиум.