Жестокий роман
Шрифт:
Я не чувствую боли. Совсем. Никакого дискомфорта. Гигантский член не причиняет вреда. Даже слабой вспышки мучительных ощущений нет.
Только возбуждение. Безумное. Бешеное. Токсическое. Отравленное. Гремучее. Неукротимое. Бесконтрольное. Возбуждение за гранью запретного.
Он что-то сделал со мной. Подмешал наркотик. Опоил неизвестной дрянью. Он сделал что-то ненормальное. Иначе никак.
Я настолько мокрая, что здоровенный орган входит без труда. Врезается до матки. Мое лоно истекает порочным соком.
Всхлипываю.
Я не должна поступать так. Не должна реагировать на него подобным образом. Не должна покорно распахиваться навстречу его жуткому одеревеневшему члену.
Нет. Нет. Нет.
Отрывистые толчки вдруг прекращаются. Тяжелые яйца упираются в мою промежность со звучным шлепком. Аж подскакиваю на поверхности стола. Пораженно охаю, захожусь в приступе цепенящей дрожи. Рефлекторно льну плотнее, обнимаю своего насильника бедрами, жмусь сильнее.
Стоп. Что?..
— Марат, — хрипло выдыхаю я и совсем не узнаю себя.
Эта мольба. Хриплая. Сдавленная. Униженная. Мольба, чтобы он не переставал меня трахать, чтобы не останавливался ни на миг, беспощадно долбил, вколачивая в алтарь, покрытый черным саваном.
Дьявол. Какого беса творю?!
— Марат, — повторяю жалко и жалобно. — Марат.
Мой палач милостиво отступает и толкается вперед. Грубым рывком насаживает на воспаленный от похоти член. Припечатывает так, что ощущаю каждую вену.
И снова пауза. Долгая. Жестокая. Невыносимая. Пауза, вынуждающая заскулить.
Он что-то задел во мне. Какую-то точку. Он проник так далеко, как не проникал прежде никто другой.
— Марат, — бормочу я, крепче обвиваю его ногами, сама насаживаюсь на безжалостный таран. — Марат.
Опять приходит в движение. Совершает два толчка. Четко. И замирает. Вынуждает дико извиваться на эрегированном органе.
— Марат, — выдаю протяжно. — Марат…
Я повторяю его имя снова и снова. Теперь уже не прекращая. А он взамен натягивает меня на разгоряченный поршень. Без остановок. В рваном ритме.
Я чувствую себя животным.
Обезумевшим. Раненным. Затравленным. Загнанным в угол. Опущенным в грязь.
И наслаждаюсь этим.
Часть меня, очень малая часть, приходит в ужас. Но этого недостаточно для полного осознания. Этого не хватает, дабы очнуться.
Я кончаю с проклятым именем на устах.
Бурно. Ярко. До судорог. До спазма внутренних мышц. Так, что реальность раскалывается на части, а мир вокруг меркнет, исчезает без следа.
Обмякаю в жарких объятьях как безвольная кукла. С трудом перевожу дыхание. Пока Марат продолжает долбить меня с нежностью бешеного зверя. Яростно и беспощадно. Засаживать до упора все резче и жестче.
Хлюпающие звуки оглушают. Крупные яйца бьются о влажную промежность так мощно, что кажется синяки останутся даже там. Громадный
И я начинаю заводиться от этого. Просто от того, что чувствую себя бесправной самкой, которую заваливает и выдирает самый опасный и сильный в стае самец. Прогибаюсь под жестокого альфу. Подчиняюсь вековому инстинкту. Отдаюсь на волю хищника.
Ведь это не унижение. Древний закон природы.
Я должна послушно распластаться перед ним. Выполнить любой приказ. Дать все, чего пожелает хозяин.
Я… точно сошла с ума.
Его член достал до мозга. Еще в прошлый раз. Когда раздирал глотку на части. Его член выбил из меня последние остатки рассудка. Изувечил личность до неузнаваемости.
А может, я всегда такой была? Развратной. Ненасытной. Похотливой. Грязной шлюхой, которая не заслуживает иного обращения.
Марат достигает разрядки с рычанием. Грозным. Громовым. Сжимает, стискивает мое тело мускулистыми руками. Толкает спиной на стол, наваливается всем своим весом, душит тяжестью. Будто жаждет разломать, раскрошить кости в порошок.
Ощущаю легкое разочарование.
Хочется еще.
И еще, еще, еще.
Он отступает, стягивает презерватив и бросает мне на живот.
— Оближи, — повелевает отрывисто. — Высоси всю сперму.
А вот это отрезвляет.
— Я не стану…
Остаток фразы тонет в моем собственном вопле. Пальцы зарываются в спутанные волосы, наматывают пряди на кулак и дергают так, что перед глазами темнеет от боли.
— Бери в рот, — мрачно цедит Марат. — Обсасывай гребаный гондон. И чтоб ни капли семени не пропало.
— Зачем? — спрашиваю тихо.
Никакого ответа.
Касаюсь использованного презерватива дрожащими пальцами, осторожно подхватываю, стараюсь побороть приступ отвращения.
Швырнуть бы ему в лицо. Или хотя бы в сторону. На пол.
— Если прольется, будешь языком вычищать, — как удар плетью. — Со стола. С пола. Или заставлю вылизать такое, от чего будешь потом неделю блевать.
Сглатываю.
Ладно. Я уже держала его член во рту. Ничего особо не поменяется. Просто закрою глаза и отключусь. Просто сделаю и…
— Смотри на меня, — очередной приказ.
Вздрагиваю. Он знает толк в унижении. Хочет, чтобы я четко понимала, зафиксировала момент от начала и до конца.
Это наказание.
Не награда.
Помни. Ты моя сучка. Тупая тварь, способная только ноги раздвигать и подставлять нужное отверстие для спуска семени.
Я кладу презерватив в рот. От вкуса резины тошнота подкатывает к горлу. Я покорно высасываю и глотаю все, что приказано. Сперму. Смазку. Собственные выделения.
Я стараюсь абстрагироваться, не анализировать это. Очень стараюсь. Правда.