Жестокое царство

Филлипс Джин

Впереди них остановилась мать со своим мальчуганом на бедре. Она смотрит поверх плеча. Маргарет не хочет, чтобы мать ждала ее.

– Пойдем со мной, Робби, – говорит она своим учительским голосом, действующим на каждого ребенка, которого она когда-либо учила.

Она старается донести до него, что ей нравится его общество. Это обычно хорошо срабатывает с трудными, беспокойными детьми – теми, на которых учителя кричат или отправляют в кабинет директора. Эти дети требуют особого внимания, и в этом секрет того, как можно завоевать их расположение.

Разумеется, ей не нужно его общество. Суть в том, что ей не нравится, когда он у нее за спиной. Ей нужно

иметь его перед глазами. Еще один секрет: нарушителей спокойствия всегда сажают ближе к учительскому столу.

Она не удивляется, что учила его. Она бессчетное число раз фантазировала на эту тему. Какой-нибудь бандит наставляет на нее пистолет, требуя отдать кошелек, со словами: «Привет, это вы, миссис Пауэлл?» Она учила очень многих детей – тысячи за все эти годы – и учила их в одном и том же городке, поэтому она постоянно натыкается на бывших учеников в торговых центрах, ресторанах и на парковках. Все те восьмилетние дети превратились в мужчин в костюмах и женщин в туфлях на высоком каблуке.

«Миссис Пауэлл!» – всегда говорят они и всегда улыбаются.

Она обычно понятия не имеет, кто они такие, ведь они, разумеется, выросли, но по тому, как они произносят ее имя, она понимает, что они были ее учениками.

Иногда она узнает их. Иногда она даже помнит, где они сидели и что дарили ей на Рождество. Они обнимают ее, говоря, что они юристы, или врачи, или продавцы машин, или у них три дочери или сын в колледже. Они хотят, чтобы она узнала, какими они стали.

Но есть и другие. Те, которые никогда не представляются, но она знает, какими они стали. Деметриус Джонсон был первым, кто оказался в камере смертников. Он убил парня в драке, а когда учился у нее в классе, сильно, до крови, ударил по ноге маленькую девочку. Но он умел очень хорошо составлять пазлы, у него был настоящий талант, и это могло бы пригодиться ему в жизни. Потом был Джейк Гарриман – чудесный мальчуган, не доставлявший ей никаких хлопот, но семья была неблагополучная, и он ходил с синяками на теле. Она рассказала об этом директору, их посетила социальная служба, но ничего не изменилось, а потом, лет двадцать спустя, она увидела его лицо в новостях: он убил на парковке у супермаркета женщину и угнал ее машину. Камера смертников. Хорас Ли Блок был очень шумным и не мог усидеть на месте. Уже тогда у него проявлялись дурные наклонности, и, когда он обнимал ее, ей приходилось с силой отдирать его руки. Камера смертников.

Она читает их имена в газетах и смотрит на их неузнаваемые лица в новостях. По ее подсчетам, она обучала четырех убийц, шестерых насильников и девятерых вооруженных грабителей. Она не собирается проводить мониторинг, но, как бы то ни было, их становится больше. Трое из ее мальчиков и девочек убиты, включая одну девчушку, которую муж сжег живьем. Она помнит ее длинную косичку, завязанную пластмассовыми шариками. Все это ужасно, и не раз, видя на доске с полицейскими сводками фотографию монстра с пустыми глазами и вспоминая худого мальчугана с шершавыми локтями, она испытывала жгучее желание уйти из школы, ибо самое неприятное как раз то, что она ничего не может с этим поделать. Каждый идет по своему жизненному пути, и она ничего не знает об этом. Если они приходят к ней сердитые и удрученные, ругаясь бранными словами, то их родители обычно такие же. Если они доведены до отчаяния, чувствуют себя опустошенными, то наверняка и родители несчастны. Обычно она понимает, в каком направлении они двигаются, но ничего не может с этим поделать. Иногда она пыталась, но это все равно что дуть на кирпичный дом.

Они

выходят из ее класса, никогда не оглядываясь назад. Они исчезают.

Но Робби… Для нее это лишено смысла, хотя она все же пытается представить, каким он был в школе. Он без конца болтал. Она это помнит. Бедняга, у него был такой громкий голос, он просто не умел говорить тихо, и, когда другие дети шептались, она всякий раз ловила его. Он был стеснительным, но не доставлял ей проблем с дисциплиной. Она размышляет о коренастом мальчике, который чересчур громко смеялся над шутками других детей, и каждый раз, когда она просила его замолчать, говорил: «Да, мэм». Пожалуй, он был дисциплинированным. Нет, не то. Просто старался угодить. Результат один и тот же, но побуждения разные.

Она чувствует тот момент, когда он нагоняет ее, – от него веет теплом и немного пахнет луком.

– Зачем нам надо спешить? – тихо спрашивает она, вспоминая, как он предлагал свою помощь с доской объявлений.

Но ей не вспомнить ни одного разговора с ним.

– Марк, – отвечает он. – Он придет.

– Он твой друг?

– Да.

– Если он твой друг, – осторожно говорит она, – почему ты не скажешь ему, чтобы он не стрелял в нас?

Она смотрит вперед, а не на него, и он отвечает не сразу. Они проходят под раскидистым дубом, рядом с которым указатель со стрелками, надписи на которых невозможно прочитать в темноте, но она знает, что они идут по указателю «ВЫХОД ИЗ ЗООПАРКА».

– У него собственные идеи, – наконец говорит он, а потом поднимает винтовку.

Она готова закричать, чтобы предупредить попутчиков, но он высоко поднимает оружие и палит по верхушкам деревьев. Ей кажется, у нее сейчас лопнут барабанные перепонки. Она трогает уши – нет ли там крови.

При этом он вопит, но она почти не слышит его голоса.

– Идите так, чтобы я вас видел! – выкрикивает он, и она понимает, что Кайлин и женщина с мальчиком пропали за поворотом дорожки.

Теперь они замерли как статуи.

– Не останавливайтесь! – кричит рассерженный Робби. – Нельзя останавливаться. Но будьте поблизости.

Его винтовка вновь опущена к земле. Кайлин и женщина с мальчиком трогаются с места, но при это часто оглядываются. Она по-прежнему чувствует пульсацию в больном колене.

– Ты же велел им идти быстро, – говорит она.

Он не отвечает. Она пугается, увидев, что он протягивает к ней руку, но он лишь достаточно бережно подталкивает ее вперед за локоть. Робби не сделает ей больно.

– Мы все пойдем быстро, – говорит он.

Очевидно, он хочет, чтобы она замолчала, но она обнаруживает, что ее не очень волнует, чего он хочет. Теперь она не так уж боится того, что он может с ней сделать: смерть не так сильно страшит ее, как раньше. Вполне логично было бы, если бы она сейчас представляла себе небеса с золотыми улицами или грезила о трогательном воссоединении с родителями, которых она с радостью увидит вновь в любом обличье – телесном, духовном или ангельском. Но она не думает ни о чем подобном.

Всю жизнь ей внушали, что на свете есть Бог. Это, конечно, правда. Она старалась напомнить себе об этом. Она разговаривала с Ним. Но она не думала о Боге в тот момент, когда ей в спину врезался край столешницы и она глядела в черную дыру винтовочного ствола. Она думала о том, что ее взрослая дочь очень ясно дала ей понять, что особо не нуждается в Маргарет, что ее родители умерли, а бывший муж женился на более молодой и полной женщине и у нее не осталось никаких обязанностей. Она не стремится умереть, но мысль об этом не пугает ее.