Жезл маршала. Василевский
Шрифт:
— Очень даже полезной! — весело отозвался Ворошилов.
Наступление развивалось успешно, и вскоре красные знамёна взвились над Симферополем, Евпаторией и Феодосией. Освобождены Бахчисарай, Судак, Алушта. 15 апреля подвижные части 51-й армии подошли к внешнему обводу Севастополя. Вместе с Толбухиным Василевский побывал в войсках 2-й гвардейской армии, продвигавшейся от города Саки к реке Булганак, затем в 51-й армии, которая вела бои в междуречье Альмы и Качи. К вечеру оба вернулись в штаб фронта, который к тому времени переехал в Сарабуз Болгарский, о чём начальник штаба генерал Бирюзов сообщил командующему.
— Я чертовски устал! — Василевский бросил на нары плащ. — Хочу есть. А ты?
— Я тоже
Поужинав, Василевский закурил трубку. Толбухин заметил, что он чем-то озадачен.
— О чём ваши думы, Александр Михайлович? — спросил командующий.
— Есть одна мыслишка. — Маршал попыхтел трубкой. — Как только войска Отдельной Приморской армии подойдут к Балаклаве, я предложу Ворошилову подчинить Приморскую армию тебе. Ни к чему нам теперь распылять силы. Мы подошли к Севастополю, и тут надо бить врага одним, сильным кулаком!
— Согласится ли на это Климент Ефремович?
— А куда он денется? — усмехнулся Василевский. — А станет возражать — я доложу Верховному.
Наутро в Сарабуз приехал Ворошилов. За чашкой чаю Василевский высказал ему своё предложение и объяснил, чем оно вызвано.
— Хорошо работает твоя кубышка, Александр! — улыбнулся Климент Ефремович. — Почему же я буду возражать, если предложение весьма разумно? Но надо доложить Верховному.
— Я сейчас ему позвоню...
В ночь на 16 апреля из Ставки был получен приказ. Приморская армия перестала считаться Отдельной, её включили в состав 4-го Украинского фронта. Командующим был назначен генерал Мельник. На другой день Ставка отозвала из Крыма маршала Ворошилова и генерала Ерёменко, который стал командующим 2-м Прибалтийским фронтом, а Василевскому было приказано оставаться на 4-м Украинском фронте до полного освобождения Крыма и одновременно продолжать координировать действия 3-го Украинского фронта, чьи войска уже вели бои в Молдавии.
«Надо сделать передышку в боях и решить, как действовать дальше», — отметил про себя Василевский. Сказав об этом Толбухину, он предложил собрать в штабе фронта всех командармов и начальников штабов, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию, обговорить, кто и где должен рушить оборону врага.
— Если войска с ходу ворвутся в Севастополь, считай, что немцам не удастся эвакуироваться на своих кораблях и транспортах! — подчеркнул представитель Ставки.
Это был решающий этап операции, и Василевский продумал всё, чтобы отрезать Севастополь от моря с юга и юго-запада. А потом войска армии генерала Крейзера нанесут удар по Сахарной Головке и Гайтани, где засели гитлеровцы, опрокинут их оборону и выйдут в Инкерманскую долину, откуда прямой наводкой можно будет вести огонь из орудий по Северной бухте.
— У тебя есть возражения, Фёдор Иванович?
— Нет! — отозвался Толбухин, разглядывая в стереотрубу передний край.
В ночь на 29 апреля Василевский доложил свой план Верхом ному, и тот его одобрил. Но с отсрочкой наступления на несколько дней из-за подвоза боеприпасов и горючего для танков и машин не согласился:
— Сроки наступления откладывать не разрешаю!
— Тогда я не гарантирую успех операции! — сгоряча заявил Василевский.
Это осадило вождя. Начальник Генштаба объяснил ему, что к началу наступления он должен иметь не менее полутора боевого комплекта снарядов и мин для 2-й гвардейской армии, а для остальных армий — два с половиной комплекта.
Сталин, подумав, уступил, но пожелал уточнить сроки.
— 2-я гвардейская армия генерала Захарова пятого мая начнёт наступление на вспомогательном направлении, а седьмого мая — генеральный штурм Севастополя! — отрапортовал маршал.
— Хорошо! — одобрил Верховный. — Возможно, завтра ближе к вечеру я вам позвоню,
Что имел в виду Сталин? Он хотел знать, каковы соображения Генштаба по плану летней кампании. В Ставку были приглашены маршал Жуков, генерал армии Антонов, маршал бронетанковых войск Федоренко, командующий ВВС Красной Армии генерал-полковник Новиков и заместитель Председателя СНК Малышев. Заместитель начальника Генштаба Антонов сделал краткий обзор по всем стратегическим направлениям, высказал соображения Генштаба о возможных действиях немецких войск в летней кампании 1944 года. Маршал Жуков, согласившись с основными выводами Антонова, обратил внимание Сталина на группировку немецких войск в Белоруссии.
— Если мы её уничтожим, — сказал он, — то рухнет вся устойчивость обороны противника на всём его западном стратегическом направлении.
Верховного заинтересовала эта идея, и он сожалел, что на этом совещании нет маршала Василевского. Он вызвал Поскрёбышева и распорядился соединить его с Василевским. Через пять минут связь дали.
— Здравствуйте, — начал Сталин. — У меня находятся Жуков и Антонов. Вы не могли бы прилететь посоветоваться о плане на лето? Нет? Готовите штурм Севастополя?.. Ну, хорошо, оставайтесь, но пришлите свои предложения на летний период.
Положив трубку, Верховный произнёс:
— Через восемь—десять дней Василевский обещает покончить с крымской группировкой противника...
— Что, уезжаете от нас? — забеспокоился Толбухин, когда Василевский закончил разговор с Верховным.
— В Ставке обсуждается план летней кампании, и я, как начальник Генштаба, должен был высказать товарищу Сталину свои соображения, поэтому он просил меня прилететь в Ставку хотя бы на несколько часов. Но не мог же я бросить тебя, Фёдор Иванович, в такой ответственный момент! Вот-вот начнётся штурм Севастополя...
— Балуете вы меня, товарищ маршал, — смутился Толбухин. — Но, если честно, я бы не хотел, чтобы вы уезжали даже на час...
В эту ночь разведчики доставили на КП фронта «языка». В кармане его куртки нашли обращение к немецким войскам нового командующего 17-й немецкой армией генерала Альмендингера.
— Хотите прочесть? — Толбухин отдал Василевскому листок.
«Фюрер поручил мне командовать 17-й армией, — читал про себя Александр Михайлович. — Я получил приказ защищать каждую пядь Севастопольского плацдарма. Я требую, чтобы все оборонялись в полном смысле этого слова, удерживали бы каждую траншею и каждый окоп... Да здравствует фюрер!»
— Запоздал генерал Альмендингер со своим горячим словом! — Василевский вернул листок Толбухину. — Завтра, девятого мая, с восьми утра начнём штурм города.
В первый же день боев немецкая оборона рухнула и войска вышли к бухте Стрелецкой, а на другой день над Севастополем взвился красный стяг! Маршал Василевский стоял на вершине горы и в бинокль наблюдал, как бойцы вели колонну пленных немцев.
Казалось бы, Василевскому было чему радоваться. Но в самый последний момент произошла трагедия, которая ему даже не снилась. В первый день освобождения Севастополя машина, где находился Александр Михайлович, в районе Микензиевых гор наскочила на немецкую мину. Взрыв был такой мощности, что машину разорвало на части, а те, кто в ней был, оказались на земле. Шофёру лейтенанту Смирнову повредило левую ногу. Василевский сидел рядом с ним в кабине, ему ушибло голову, осколки разбитого стекла поранили лицо... Он лежал на земле, и когда пришёл в себя, понял, что случилось. Кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Адъютант маршала, сидевший на заднем сиденье, к счастью, не пострадал. Он помог Василевскому подняться и тут же сообщил о его ранении генералу армии Толбухину. Тот отдал приказ доставить начальника Генштаба и его раненого водителя в штаб фронта, где им оказали медицинскую помощь.