Жезл маршала. Василевский

Золототрубов Александр Михайлович

Василевский вышел во двор. Вдохнул свежий, пахнувший елью и сосной воздух. День клонился к вечеру. Тайга, казалось, медленно засыпала. Стояла зыбкая тишина. А там, за сотни километров, громыхали орудия, наши самолёты бомбили японские позиции. «Ямада почему-то не даёт о себе знать», — невесело подумал Василевский. И вдруг он услышал громкий голос генерала Иванова:

— Депеша от Ямады!

— «Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке. Я отдал приказ японским войскам, — читал Василевский вслух, — немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам. Ямада,

командующий Квантунской армией». Коротко и ясно, — весело обронил он.

На столе главкома задребезжал телефон. Маршал Мерецков сообщил, что в расположение войск фронта в семь вечера с японского самолёта сбросили два вымпела с обращением штаба Квантунской армии. Он просит прекратить боевые действия.

— Я не верю японцам, товарищ Первый, — слышался в трубке далёкий голос Мерецкова. — Брешут они, гады, насчёт прекращения огня. Кое-где самураи атакуют нас. Вы бы послали Ямаде депешу: мол, ваши краплёные карты биты, господин бритоголовый генерал, не пора ли поднять лапки кверху?

— Кирилл Афанасьевич, ты угадал мои мысли, — добродушно отозвался главком. — Я сейчас это сделаю. А пока удары по врагу не прекращать! — Василевский окликнул генерала Иванова: — Семён Павлович, бери бумагу и карандаш, я буду диктовать радиограмму Ямаде!

Не любил Василевский писать длинные телеграммы, и сейчас он не изменил своему правилу. Текст получился коротким, как выстрел: «Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12 часов 20 августа прекратить всякие действия против советских войск на всём фронте, сложить оружие и сдаться в плен. Указанный выше срок даётся для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и о сдаче в плен до своих войск...»

— Чью подпись ставить? — спросил Иванов.

— Ставь мою как главкома, — усмехнулся Василевский. — Чего теперь маскироваться? Квантунская армия разбита! Да, вот ещё что: позвони Мерецкову и скажи, чтобы выслал офицеров штаба на аэродромы Муданьцзяна и Мулина, пусть заявят представителям Квантунской армии, что, как только японцы начнут сдаваться в плен, огонь мы прекращаем. Всё!

Главком откинулся на спинку стула и почувствовал, как ему стало легче.

«Я дал Ямаде на раздумья двое суток, и если мой ультиматум он примет, доложу Сталину», — решил Василевский. У него было приподнятое настроение, и, хотя ночь опустилась на землю, спать не хотелось. Мысли его, как ручейки, потекли домой, в Москву. «Катя, Катенька, и скучно мне тут без тебя, и грустно, — мысленно говорил он жене, ощущая, как туго ворочается сердце. — Я тебя очень люблю, и чем дальше уезжаю от дома, тем острее во мне это чувство». Мысли Александра Михайловича перескочили на старшего сына Юрия. Врачам удалось вылечить его, но он в этот период не учился в лётно-техническом училище и сможет ли наверстать упущенное? Василевский провёл ладонью по усталому лицу, окликнул начальника штаба:

— Семён Павлович, мы с тобой говорили о создании оперотрядов, чтобы скорее захватить японские города, пока туда подойдут наши главные силы? Так вот, это время настало. Готовь приказ командующим фронтами!

— Проект приказа я набросал. — Иванов вручил главкому листок. — Вчера на рассвете. Никто мне не мешал, кругом было тихо...

Василевский прочёл написанное. Текст длинноват, пришлось сократить. «Сопротивление японцев сломлено, — телеграфировал главком, — но тяжёлое состояние дорог сильно препятствует быстрому

продвижению наших главных сил, поэтому для захвата городов Чанчушь, Мукден, Гирин, Харбин приказываю перейти к действиям специально сформированных, быстроподвижных и хорошо оснащённых отрядов. Эти же отряды или им подобные использовать для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил».

— Как быть с воздушными десантами? — спросил начальник штаба. — Их будем выбрасывать?

— А как же! — воскликнул Василевский. — Они нужны для захвата важных военных и промышленных объектов и приёма капитуляции.

Василевский вышел наружу. В небе плыли рваные облака, тускло сияла щербатая луна. Сыро и зябко. «А в Москве сейчас жара, — невольно подумал он. — Август в столице часто жаркий и душный». Но тут же другая мысль ужалила его: когда даст о себе знать Ямада?

— Разрешите? — В дверях застыл майор-связист. — Радиограмма от генерала Ямады! Только что приняли радисты. — И майор вручил главкому депешу. Она была короткой: «Советскому главному командованию войск на Дальнем Востоке. Я, командующий Квантунской армией, готов выполнить все условия капитуляции. Ямада».

— Ну вот, так бы давно, господин бритоголовый генерал! — довольно улыбнулся маршал и посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа тридцать минут ночи. — Спасибо, майор, я эту радиограмму ждал давно. Вы свободны.

Рано утром 18 августа, когда в Москве стояла глубокая ночь, на всех фронтах японские войска начали сдаваться в плен. Василевский легко вздохнул. Позвонил по ВЧ Мерецков.

— Беда у нас, товарищ Первый. Танк подорвали самураи. Тяжело ранен полковник Кальвин...

— Оскар? — вскричал Василевский.

— Он самый, спецкор газеты. Прилетел к нам перед самым наступлением.

— Где он сейчас находится?

— В медсанбате, при полевом управлении фронта, в семи километрах юго-западнее селения Духовская, в лесу. Врачи готовят его к операции.

— Встречай меня, Кирилл Афанасьевич, я сейчас вылетаю.

Летели недолго, но Василевскому это время показалось вечностью.

Едва самолёт совершил посадку, как к нему поспешил «Виллис», из него вылез Мерецков. Он хотел было доложить главкому о ситуации на фронте, но тот осадил его:

— Потом, Кирилл. Где тут медсанбат? Вези меня к Оскару. А кто едет во второй машине? Охрана?

— Там пятеро автоматчиков. У нас тут на деревьях бывали самураи-снайперы. Пришлось «кукушек» снять, но кое-где они могли затаиться...

«Виллис» бежал по ухабистой дороге, потом свернул к лесу, где белело несколько больших палаток. Главкома встретил командир медсанбата, майор, у него было полное, как арбуз, лицо, пышные рыжие усы и ямочка на подбородке. Он был растерян и не знал, отчего вдруг к нему прибыл сам главком.

— Много у вас раненых? — спросил Василевский.

— Двадцать семь легкораненых и один тяжело! — отчеканил майор.

— Где лежит журналист из Москвы?

— Это который был на танке? — уточнил майор. — Он и есть тяжёлый... Там он, в деревянном домике, в третьей палате.

Следом за майором Василевский вошёл в домик. Оскар лежал на больничной койке, сверху был накрыт белой простыней. Около него сидела медсестра — черноглазая девушка с длинной косой за спиной. У неё были синие-синие глаза и курносый нос. Увидев гостей, она встала и подала главкому стул: